Сначала тебя совершенно буднично встречают убежища у вокзала. Обычные бетонные будки, простенько, но разумно сконструированные. Внутри коридор с загибом, чтобы не посекло осколками, даже если взорвётся прямо напротив двери. На стенах «оптимистические», но полезные плакатики: что делать, если ранило так или сяк.

Тут, правда, возникает вопрос, насколько это поможет, если ВСУ надумают ударить по вокзалу. Теперь обстановку оцениваешь с точки зрения того, что будет, если сюда прилетит. Остаётся надеяться, что на вокзале с медицинским обеспечением и готовностью к подобным вещам всё в порядке.

Похожие убежища теперь есть у каждой остановки общественного транспорта. Ещё по Донбассу известно, что на остановках убивает часто, и тут защитой людей озаботились. Чаще всего это просто бетонные блоки да указатель, где лежит аптечка. Причём некоторые «бункеры» явно достраиваются.

С автобусами, кстати, тоже поработали. Во время первых обстрелов один водитель запутался в трёх кнопках, ошалел и долго не мог ничего сделать. Сейчас инструктируют при обстрелах сразу останавливаться и всех выгружать. Что тоже правильно.

В остальном военная тема в глаза не особо бросается. Можно кое-что заметить, если крутить головой и высматривать специально. Вон машина с надписью «Груз 300» — раненых куда-то везут; вот в «буханку» загружается мужичок, которого можно было бы принять за охотника или рыболова, только подмышкой у него шлем.

Война на самом деле началась для Белгорода ещё летом 2022 — 3 июля над городом перехватили «Точку». Ракета улетела не туда и накрыла дома на улице Попова. Погибла семья беженцев из Харькова — муж с женой, дети, тёща. Это действительно был шок: о той несчастной семье тебе расскажут все, кто будет говорить про Белгород в контексте войны.

Украинская сторона логику своих обстрелов не объясняет, но в целом пускает ракеты максимально хаотично со стороны Волчанска, под Харьковом. В сторону Белгорода 2-3 раза в неделю что-то да летит. Единственный случай, когда подобным образом попали в какой-то военный объект, произошёл тем же летом 2022 — ударили по ЗРК, да ещё как-то прилетело в нефтебазу. Остальное — куда чёрт пошлёт.

В феврале, когда война только началась, у людей в Белгороде был изрядный ступор. Войска шли на Харьков через Белгород. Многие уже догадывались, что быстро это всё не закончится. Правда, думали, что долго война не продлится. «Надеялись всё-таки, что разум возобладает».

Разум не возобладал. Сначала под обстрелы начали попадать приграничные посёлки. Гостиницы и общежития были забиты людьми. Отдельно открыли приют для собак. Когда начало гореть пограничье, население стало массово собирать гуманитарку — от одежды до микроволновок и холодильников.

На до и после жизнь раскололась 30 декабря во время самого жестокого налёта. Дубасили зверски. Большую часть ракет сбила ПВО, но обломки падали, а то, что всё же долетело, попало точно в центр города. Ни один военный объект не пострадал, но военные и не были целью — тут куда целили, туда и врезали.

Александр — студент, который заодно работает в местном баре. В Россию он приехал из Средней Азии. Когда всё началось, посетители попадали, прячась от обстрела, а сам парень выскочил посмотреть, что происходит на остановке. Там срубило нескольких человек, но вокруг них уже собралась толпа. Так что студент заскочил назад и на пару с шеф-поваром эвакуировал клиентов. Говорит, как будто докладывает, чётко и практически по-военному: «Вот там двухсотые лежали». Действовал так же чётко.

Данил из кальянной напротив совсем другого психотипа. Парня слегка потряхивает, даже когда он об этом вспоминает. Что город бомбят, он понял, когда лопнула лампочка. Данил запрыгнул в подсобку, «почти как бункер — 6 см кирпича». Снаружи горели машины.

Поговорить со мной он, кстати, вышел из подсобки…

«Ощущения были как в фильме «Бойцовский клуб», — рассказывает белгородчанка, — когда они там стоят, держась за руки, и небоскрёбы рушатся».

На фоне регулярных обстрелов к тому моменту у многих уже выработалась привычка бросаться в ванную, чуть заслышав сирену, и пережидать налёт. «На день города у нас начали пускать салют. Я залетела бабочкой в ванную и там спряталась, и только потом поняла, что это на день города», — рассказывала местная жительница. Иногда после налёта тревогу не отменяли часами.

После обстрелов с жертвами значительная часть Белгорода снялась и уехала. Кто-то говорит «четверть», другим кажется, что это перебор, но факт, что много. Город не выглядит ни вымершим, ни даже пострадавшим, и меньше всего похож на обезлюдевший. Но все согласны, что народу поубавилось и Белгород стал тише. Кто-то подался в область, другие — дальше в глубину России.

Вместо них появились беженцы с Украины и новых территорий. Бойкие тётечки из села под Купянском с интонациями «Вечеров на хуторе близ Диканьки», мешая русский с украинским, рассказывают, как уезжали с семьями уже почти под падающий шлагбаум — вокруг стреляли, подрывали мосты, а они двинули в сторону России. Те, кто не успел уехать или был из мест, докуда русские не дошли, дёргали в РФ полупартизанскими тропами. Некоторые проделывали своеобразные эволюции: получив помощь в России в качестве беженцев, перебирались в Европу, чтобы становиться беженцами уже там и получать помощь оттуда.

Но большинство всё же остаётся здесь, тем более у людей полно родни по ту сторону границы. До войны Харьков и Белгород были практически соседними областями. Из Харькова много народу ездило в Белгород на заработки, да любых связей было много — друзья, родные, коллеги. После 2014 года стало сложнее, но многие ещё поддерживали контакт вопреки всему. Война разрезала по живому мясу фирмы, парочки, семьи.

Кроме украинцев в Белгороде осталось немало людей из пограничных сёл. Кто-то живёт в гостиницах на содержании местного бюджета, кто-то едет дальше в Россию, а кто и вовсе возвращается в родное приграничье. Там атмосфера, говорят, совсем другая…

Шебекино — городок в двух шагах от Белгорода, фактически город-спутник. Но там всё очень сильно отличается от центра.

Дорога на Шебекино петляет меж лесов и обычных для окрестностей крупных населённых пунктов пейзажей — заправок, промзон, магазинчиков. По пути водитель меланхолично сообщает, что вот там был прилёт, а тут убило двух девушек в машине. В Графовке когда-то за неведомой надобностью обстреляли дачи, и те горели, пока не выгорели совсем, — пожарные машины не могли подъехать по раскисшим просёлкам.

У дороги стоят странные сооружения — уголковые отражатели. Напоминают букву «Т» или, извините, виселицу, на которой болтаются похожие на кубики металлические конструкции. Вообще, они должны снижать точность всяческого убийственного железа, летящего на дорогу. Понятия не имею, насколько это эффективно, у людей мнения тоже разные. Хочется думать, что как-то помогает.

Шебекино обстреливали с октября 2022, а в начале июня 2023 по нему от души лупили «Грады». Военных там, по сути, нет — все «вежливые люди» где-то за городом. О войне обычно напоминают глухие звуки канонады. Но ударили тогда по Шебекино изо всей дурацкой мочи.

В мае-июне дорога была забита машинами. Колонны стояли на выезд, а за их спинами полыхал город.

На самом деле, Шебекино всё-таки бомбили не тотально. Летело главным образом в центр, где блочные дома. Били без особой логики, куда попало. Одна ракета упала на спортплощадку рядом с ТЦ и школой. Школа тогда была на дистанционке. На удалёнке с тех пор и осталась, но площадка не пустовала. Дети, которые там играли, не пострадали чудом. Я смотрю на металлический столбик — осколки его прошили насквозь, с обратной стороны железо вырвано, как мясо. Что происходит в таком случае с человеческим телом, я думать как-то не хочу. Правда чудо.

Не всем так повезло.

В маленькой аптеке, где вдвоём не разминуться, окна заложены мешками. Во время обстрелов провизор, которая сейчас за прилавком, была дома, дежурила её племянница. Когда женщина примчалась, там уже нескольких ранило, одного убило. Гримасы удачи: мужчину у входа срубило наповал, а рядом с ним другой не пострадал вовсе. Наша провизор тогда примчалась за племянницей и буквально вытащила её из-за прилавка.

Наивный вопрос, не страшно ли оставаться, вызывает только пожатие плечами: «Ну а что ж теперь, мир остановиться должен, если такое случилось?».

У племянницы всё хорошо. Она сейчас ждёт третьего ребёнка. Жизнь идёт.

Это, похоже, и есть коллективная реакция Шебекино на попытки убить город и коллективное послание на ту сторону фронта. Фразу «Шебекино не склоняется» до 2023 года использовали только в лингвистическом контексте. Сейчас, как легко догадаться, оборот приобрёл новый смысл.

Действительно не склоняется. Муравьиное упорство, с которым заделали почти все следы прилётов, сравнимо только с тем, что было в Донбассе. Шебекино наполнено свежеотремонтированными домами, и как раз по этим зданиям с иголочки часто можно догадаться, куда прилетало.

Некоторые строения, правда, погорели капитально. Не повезло, в частности, полиции. В день обстрелов стражи порядка в суматохе потеряли коробку с патронами к пистолету и ползали по пепелищу в поисках.

Город держался как следует. Кому нужно помочь — помогали. Что надо залатать — латали.

Саша, высокий симпатичный парень, произносящий эту фразу, раньше работал в местном «Эльдорадо» на рынке. Магазин налётом разнесло вдребезги.

— Мне повезло, меня перевели работать в другое место, ребята мои тоже чудом целы. Покинули магазин, и туда прилетело.

— Ну, слава Богу.

— Тут столько таких «слава богу» было, что я за это время в вере знатно укрепился.

Рынок был одним из мест, которым досталось особенно жестоко. Погиб подросток, сидевший в машине, переранило множество людей. Все тебе расскажут какую-нибудь историю, как отошёл и на место, где стоял, упал осколок. Или как рассказчика взрывной волной вбило в витрину.

Когда всё это добро начало взрываться, торговый центр сгорел полностью. Сейчас его вовсю восстанавливают.

Павильоны на базаре уже старательно отремонтировали, где могли, или, по крайней мере, прикрыли повреждения. Кое-где таблички «Мы работаем!» висят прямо поверх мешков с песком. Сильно побитый киоск с одеждой починили, теперь тут продают камуфляж, разгрузки и прочую полезную снасть. Ветер покачивает манекены в «горке» и «мультикаме», будто повешенных.

Город очень старается быть нормальным. Людям в глубине России часто это дико в прифронтовых населённых пунктах — как так, недавно был обстрел, а они сейчас спокойно гуляют, ходят по улицам, даже веселятся. Человеческая психика сверхадаптивна, и за нормальность будет цепляться до последнего. Как в донецком кафе никто не отворачивался от капучино, чтобы посмотреть, куда там опять ударило, так и тут. И то же упорство в заделывании всех пробоин. Если приглядеться, можно увидеть следы: где-то забор посечён осколками, где-то гараж пожевало. Но это надо специально искать.

По дороге в Новую Таволжанку картина становится мрачнее. Таволжанка — это уже на самой границе. На горизонте холмы, и там уже не наши. До Волчанска, откуда стреляют по Шебекино и Белгороду, километров семь. В этих краях надо поглядывать вверх — летают FPV-дроны, и они запросто могут забить гражданскую машину. Много домов с мелкими повреждениями, а то и вполне серьёзными — упала крыша, что-то сгорело. Село выглядит малолюдным, но всё равно многие остались: хозяйство настолько жаль, что это даже перевешивает риск гибели.

В Шебекино и Таволжанке война не лезет в глаза, но постоянно машет ручкой из-за холма: «А я тут, а я тут! Расслабились? Я тут!». То в живописном лесочке рядом сочно хлопает «исходящий» — наши отправляют подарочек. То за окраину несутся сразу две-три «скорых», и непохоже, чтоб в той стороне разом троих туристов печёночная колика одолела. На асфальте характерные следы гусениц. Столбик придорожной ограды насквозь прорублен осколком. Изматывающие обстрелы где-то рядом, иногда залетающие к тебе. Люди, способные на звук отличить вылет от прилёта, а пушку от «Града». И всё это посреди почти нормальной жизни, где меню кофейни удовлетворит хоть питерского сноба, хоть московского хипстера, а ДК сияет великолепием сталинского ампира. Я знаю, где всё было так же. Это Луганск, это Углегорск, это Шахтёрск, это Донецк.

Мы едем обратно в Белгород под ленивый аккомпанемент одинокой гаубицы, которая где-то далеко в стороне отправляет очередной «исходящий».

Февральский обстрел пришёлся не на центр. Тогда ракеты полетели на Харьковскую гору. Это спальный район ближе к окраине, на юге Белгорода.

В центре главное ощущение — живой пульс города. Тут всё иначе. Тихая, даже сонная окраина. Это те дворы, в которых выросли почти все мы. Обшарпанные девятиэтажные панельки, качельки, школы, новодельные спортплощадки с решётчатыми оградками. Балконы такие, что часть тебя ещё думает, это прилёт его поломал или он уже был кривой. Неизменные «Магниты» и минимаркеты. На месте обстрела стоит прикрытый покрывалом старый «Мерседес», посечённый осколками, — он как будто пережил 90-е, чтобы его всё-таки изрешетили в совсем других обстоятельствах.

Наверное, летом тут совершенно другие ощущения, но сейчас, под пасмурным небом и липким снегом, самым тёплым местом на райончике выглядит народный мемориал у заколоченного остова «Магнита». Обычные кустарные свечки из банок, плюшевые игрушки. Понятно, почему игрушки, — во время обстрела у стадиона погибла годовалая девочка Валерия, дочка местного студента. Бабушка гуляла с ней, осколок залетел в коляску. Там же ранило других детей. Около самого ТЦ погибли ещё несколько человек: преподавательница, пенсионеры — вообще, среди убитых и раненых много пожилых людей. Ещё в числе погибших оказался студент из Сирии — приехал с одной войны учиться, а попал на другую.

Стадион, где убило девочку, тоже закрыт «до особого распоряжения». Он в низиночке, хорошо виден сверху, от домов. Панельки раздвигаются, и перед тобой панорама, знакомая до слёз, — не знал бы, что в Белгороде, решил бы, что на Урал вернулся. В каждом городе есть такие микрорайоны. Наши спальники — они не все одинаковые, но все узнаваемые. Тут такая умиротворённая, тихая жизнь: школяры гоняются друг за другом со снежками, тихий пьяница бредёт куда-то дорогой алкоголизма, полудикий кот, презирая холод, трусит из подвала в подвал, неизменные бабушки… Здесь проблемы были всегда, но совершенно другие, и бомбёжка — это был гром среди хмурого неба.

Я пробираюсь по наледи и не могу отделаться от ощущения, что 15 февраля бомбили мой город.

Под ночь где-то за окраиной громыхает. Раз, и ещё, и ещё. Утром в новостях сообщают, что это на подлёте к Белгороду сбили очередной дрон.

Белгород сейчас — прифронтовой город. Это не вопрос паники, не вопрос «будь спок, всё ок». Просто надо смотреть правде в глаза и признавать факты. Война тут не выглядит как горы трупов и руины до горизонта. Она ходит вокруг, как хищник, и иногда пытается прыгнуть на людей. Ужас ситуации в её полной непредсказуемости. ВСУ в принципе даже не пытаются присобачить какие-то фиговые листочки к своим обстрелам — это террористические бомбардировки, военные объекты не цель изначально.

Что мы все можем сделать? Вопросы стратегии стоит оставить стратегам, но вот что точно необходимо — обеспечить жильём переселенцев с пограничья, например. Там довольно много народу до сих пор ютится в гостиничных номерах, и это не то чтобы нормально. В конце концов, граница сейчас — по сути фронт.

Не сильно интенсивных боевых действий, но фронт. Что однозначно пригодится — это заранее созданные запасы всего необходимого на случай внезапной активизации. То, что уже три раза произошло, может произойти в четвёртый. Здесь остаётся только надеяться, что всё требуемое — от кадров и оборудования до воды и жгутов — запасено и будет пущено в ход, когда возникнет нужда. Давайте честно — «когда», а не «если». Белгород совершенно точно попробуют атаковать ещё и ещё.

Что можем мы сами? Тоже не так уж и мало. Например, сдать кровь. Это не сильная морока, а вот в ситуации, когда в больницы поступают десятки раненых сразу, а то и сотня, как в злосчастный вечер 30 декабря, может оказаться крайне полезно. Это вообще в принципе полезно, даже в мирное время. Ещё у нас есть пострадавшие от войны, беженцы, и им нужна легальная работа, и подсказке они будут рады, тут не нужно быть пророком.

Если хочется помочь людям, не поленитесь, найдите организацию, помогающую беженцам, пострадавшим, и поучаствуйте. Там редко нужны невероятные силы, а помощь лишней не бывает.

Не надо обманываться безмятежным видом города — самое страшное здесь уже началось без предупреждения и может в любой момент начаться снова.

Автор: Евгений Норин