В этом декабре дежурная фраза «Это был непростой год» звучит просто-таки издевательством. От 2022-го ожидали, что это будет первый год, свободный от ковидных ограничений. Всеобщее пожелание сбылось: началось такое, на фоне чего ковидные месяцы кажутся едва ли не идиллическими, а шутка про человека, ностальгически рассматривающего медицинскую маску, поправляя бронежилет, внезапно реализовалась в буквальном смысле.

На самом деле у нас закончилась эпоха. Она началась после кризиса 1998 года и московских терактов 1999, когда страна начала помаленьку восстанавливаться после краха СССР и последовавшего мучительного и унизительного хаоса. Она была не то чтоб прекрасной. Сейчас, оглядываясь назад, можно только удивиться тому, что ее называли временем стабильности: в эту эпоху стабильности уложилось несколько экономических кризисов и войн. Другое дело, что воздвигнутая над руинами прежней страны времянка была нами, в общем, обжита, и в ней даже был возможен некий уют. Да и динамика была приятная, и вообще-то с обывательской точки зрения мы никогда так хорошо не жили, как в эту двадцатилетку. Все социальные язвы помаленьку затягивались, отступая куда-то все дальше в совсем уж мрачную глубинку, люди распробовали возможность что-то покупать себе, ездить по миру и вообще жить для себя. Правда, отчаяние 90-х в нулевые сменилось какой-то странной и досадной пустотой вроде живем и даже вроде неплохо живем, но чего-то не хватает.

И даже понятно, чего.

Смысла.

Все эти дурацкие концепции, которых уже никто не помнит – от «либеральной империи» до «суверенной демократии», их же не просто так изобретали. Национальная идея «нефтевышка крутится, лавешка мутится» – такое себе, но ничего лучше по факту не было. Но, в конце концов, можно было утешиться тем, что в ипотечной квартире многоэтажного новостроя с кредитным форд-фокусом во дворе куда лучше рассуждать о проблемах бытия, чем в хрущебе с тремя поколениями родственников, когда во дворе лежит обколотая жертва эпохи.

А между тем ничего не бывает навсегда.

Трещины наш фасад начал давать еще в 2008 году, когда шибанул кризис. От него наша страна, в общем, отскочила, но нам просто лишний раз напомнили, как хрупок этот дивный новый мир, и над какой он пропастью строится. В 2014-15 мы получили уже полновесные 220: Крым наш, восстание в Донбассе и новый кризис. Все это время части нашего же народа смотрели друг на друга со все большей антипатией. «Глубинный народ», они же «ватники» и «либерасты» с «думающей частью» общества за топоры не хватались, но жили в реальностях, которые друг с другом соприкасались только краями.

Ну, а сейчас то, что сейчас. Не очень прекрасная эпоха закончилась.

Будет ли у нас все хорошо? Я не знаю. В тумане войны теряется будущее даже на ближайшие месяцы, а что там дальше – Бог весть. Однако на самом деле мы за этот год много чего нового о себе узнали. Русских вечно обвиняют то в недостатке сочувствия, то в нехватке патриотизма, то в пассивности, то черт его знает в чем еще. Но вот случилась беда. И оказалось, что это поколение, которое как бы уже и согласно, что оно такое аморфное, неготовое ничем жертвовать и ничего не желающее, оно лучше, чем о нем думали. И лучше, чем оно само о себе думало. Вписываться в любую движуху за наших, лично ехать в Волноваху и Мариуполь волонтерить, тянуть руку помощи ближнему: да, это оказалось то, что у нас могут и хотят. Даже когда официалы неповоротливы и сами не очень понимают, что им с этой активностью делать, люди сами идут помогать армии, помогать пострадавшим, больным, раненым, беженцам. И западники, кстати, оказались тоже куда эмпатичнее, чем о них думали, и кроме тех, кто сидел в тележеньке и призывал кары на Донецк, нашлось множество таких, кто пошел выручать беженцев. Потому что, ну, помочь ближнему оказалось важнее, чем спрашивать, какая у ближнего политическая ориентация.

И знаете что, с этим народом у нас все будет в порядке. Потому что мы тут искали национальную идею, а это вы, люди русские, национальная идея. Благо каждого из вас лично и всех вместе. У нас сейчас очень сложный момент. Самый тяжелый за все предшествующее время. И мы пройдем из него, помня, как один поддерживал другого, как держались друг за друга, как не давали друг другу сойти с ума, сгинуть, погрузиться в отчаяние и бедствия. И в будущий год мы идем, зная, что мы друг друга вытащим, что бы ни случилось.

Кроме нас у нас никого нет.

Но у нас есть мы, и это главное.

Это будет наш год.