Мало кто догадывается о том, какие могут быть исторические связи между селами с одинаковыми названиями. И точно также мало кто знает, как связаны между собой город Снегиревка Николаевской области, подконтрольный с марта российским войскам, и село Снегиревка Смоленской области.

В эти дни появились сообщения, что ВСУ начали атаку на Снегиревку в надежде отбить и вытеснить с плацдарма российских военных. Накануне Readovka совершила экспедицию под Смоленск в поисках следов той самой родственной связи между двумя одноименными населенными пунктами, подняла архивные данные и обнаружила исторические доказательства того, что Снегиревка не может быть украинским городом, поскольку была непосредственно основана и заселена переселенцами со Смоленщины. На фоне новостей с фронта результаты этого расследования, на наш скромный взгляд, выглядят бесценно.

Вот уже третий месяц как небольшой городок Снегиревка Николаевской области оказался на передовой русского мира. Новости оттуда с тех пор приходят однообразные - украинские минометы, поврежденные и разрушенные дома, погибшие жители, гуманитарная помощь от российских военных - единственная вообще от кого бы то ни было, отсутствие воды и электричества. Но вот в Telegram появилось коротенькое видео, тронувшее многие сердца – с маленьким Кириллом, в минуты затишья гуляющего по родному городку и спрашивающему "А Снегиревка, это уже Россия?"

И важно не то, как на это отреагировали по обе стороны баррикад, а то, что этот диалог произошел именно в Снегиревке Николаевской области.

Снегиревка (так на самом деле правильнее писать, но украинское написание насадило букву "И") - не такой уж редкий топоним на пространстве бывшего Советского Союза. Есть Снегиревка в Крыму, есть в Ленинградской области, в Красноярском крае. Но команда Readovka, вдохновленная видео со снегиревским мальчишкой, отправилась в одну конкретную - ту, что на Смоленщине, окруженную лесами, петляющей речкой, зеленеющими лугами. Знающие историю России читатели могут подумать, что мы решили просто посетить ту Снегиревку, что географически ближе к нам, и просто из-за совпадения в названии. Но было бы странно, если бы нас заставило ранним утром выехать из Смоленска и преодолеть более ста километров только то, что это тоже Снегиревка. Из всех Снегиревок, разбросанных по российским картам, именно эта, смоленская, имеет забытую, но кровную связь с николаевской Снигиревкой.

Однажды, в далекие советские годы, в одном из журналов была опубликована статья о людях двух населенных пунктов с одинаковым названием Снегиревка – в Смоленской области и в степях Северного Причерноморья. Корреспондент журнала встретилась на Смоленщине с местным снегиревцем, ветераном Великой Отечественной войны Иваном Андреевичем Фирсовым. В грозные годы войны он командовал одним из саперных батальонов 3-го Украинского фронта, а в мирное время до пенсии служил в пожарной части. Иван Андреевич поделился с журналисткой воспоминанием о необычном случае, прямо-таки кинематографическом, что произошел с ним на фронте, при освобождении Николаевщины. «В марте 1944 года, - вспоминал он, - я получил приказ с командой бойцов отправиться в направлении Снегиревки. Не сразу понял, о чем идет речь. Какая Снегиревка? – недоумевал я. Если это касается моего родного села Снегиревки, то ведь она отсюда, от причерноморских степей, за тридевять земель. Еще больше удивился, когда узнал, что рядом с украинской Снегиревкой есть и село Заселье. Точь-в-точь как у нас на Смоленщине, там эти населенные пункты тоже рядышком…».

Дороги Смоленщины местами до сих пор немногим отличаются от фронтовых. Но даже это традиционное препятствие не особо мешает нам в итоге доехать до Шумяческого района и, мимо старой, покрытой ржавчиной стелы «Колхоз имени 40-летия Октября», - в пункт нашего назначения.

На улице немноголюдно – только колет дрова немолодой мужчина и беседуют о своем у забора две бабушки. А мы отправляемся туда, где всегда кипит сельская жизнь – в магазин, где в качестве эксперимента спрашиваем продавщицу, прямо как заезжие этнографы прошлых столетий, может ли она нам рассказать об истории этого села.

И продавщица Елена Леонидовна, с легким недоумением одергивая синий передник, отвечает: «Снегиревки? Так здесь было восстание, и барин сослал крестьян на Украину…».

На основе разных источников бытуют две версии. Одна гласит про помещика Комарова, так обрадованного рождением наследника, что он обязал крепостных своих из лежащих рядом друг с другом селений, в том числе Снегиревки, работать на барщине три дня вместо обычных двух. Недовольные таким лиходейством, лапотники подняли бунт и спалили усадьбу. Разгневанный барин добился, чтоб главных бунтовщиков отправили по этапу в Сибирь, а остальных – в неосвоенные степи Херсонщины. Как раз казенные селения по соседству – Заселье, Явкино, Надейковичи, Малеевка – по высокой воле готовились туда переселяться, уступая места свои нажитые солдатушкам Елецкого полка для военного поселения…

По другой же версии не было никакого самодура-помещика, а были пять казенных сел, и проживавшие там крестьяне, принадлежащие государству, по воле монаршей покидали земли свои и избы для первого в России аракчеевского военного поселения, а в взамен селились где-то в далекой южной Новороссии.

Как бы то ни было, а обе версии сходятся на одном историческом факте – в 1812 году, по иронии судьбы накануне войны с Наполеоном, часть крестьян селений Снегиревка, Заселье, Явкино, Надейковичи и Малеевка Климовического уезда Могилевской губернии оставили дома свои, и спустя месяцы изнурительного пути, достигли, наконец, местечек где-то в Херсонском уезде, где осели, а в память о покинутых родимых просторах так их и назвали – Снегиревка, Заселье, Явкино.

- Я-то знаю немного, ну, то, что у нас в «Перекрестке» пишут, - продолжает продавщица отвечать на наши вопросы. - Вам бы с кем-то из старожилов пообщаться.

На логичный вопрос, к кому из них можно обратиться, Елена Леонидовна советует отправиться к тете Вале Ермолаевой. Ей за восемьдесят, она тут ребенком оккупацию пережила.

- Она еще в здравой памяти, в здравом уме. Только вряд ли вам откроет. Но знаете что? Вы сходите в библиотеку, вот тут рядом. Тетя Валя с библиотекаршей общается, может она вас к ней проведет.

Библиотека находится в здании клуба на маленькой центральной площади и занимает одну комнату на первом этаже. Первое, что мы замечаем, входя по скрипящим половицам в многократно перекрашенные деревянные двери – густой запах старых книг, которыми плотно заставлены несколько стеллажей, и царящая здесь полутьма – все из-за тех же стеллажей.

Стол библиотекаря – приятной пожилой женщины – стоит в глубине комнаты, у окна. После недолгих предисловий завязывается разговор – библиотекарь живо откликается на наши слова, что мы ищем информацию об истории их села и, главным образом, о связи между двумя Снегиревками, и тут же достает нам папки, в которых, судя по заголовкам, материалы по истории родного края, о страницах войны и о земляках, которыми гордятся. Все тексты старательно записаны от руки, аккуратным почерком – в библиотеке нет компьютера, как и печатной машинки, потому пришлось «по старинке».

- Простите, а как к вам можно обращаться? – мы с неловкостью осознаем, что не познакомились с нашей собеседницей.

- Да как, тетей Валей зовите, - со смущенным смехом отвечает работница библиотеки, протирая очки, - меня дети так зовут, и вы называйте.

Общение становится несколько проще, тетя Валя, работающая здесь вот уже сорок четыре года, рассказывает нам все, что знает сама. Мы же в ответ рассказываем, что нас подтолкнуло сюда приехать в поисках исторических сведений – показываем ей то самое видео, и маленький Кирилл вызывает у нее добродушную улыбку. Само собой, после этого заходит разговор о спецоперации, о том, как сейчас там живет Снегиревка, сразу за которой пролегает линия фронта. Тетя Валя вздыхает, когда мы это говорим, и в ответ делится, что у них в библиотеке было мероприятие, посвященное последним событиям, и более того, недавно жители Снегиревки собирали здесь нехитрую гуманитарную помощь беженцам. Живут здесь люди весьма небогато, в основном старики и пожилые, и тем не менее приносили кто что мог.

- Конечно, - тяжелый вздох, - надо помогать.

На том, что переселенцы достигли цели своего долгого пути, их испытания не закончились – мало было доехать до назначенного места, нужно было начинать полноценную жизнь здесь, посреди степи – строить дома, церковь, выжить в холода и болезни, бушевавшие там, в Северном Причерноморье. Интереснейшие исторические документы, проливающие свет на появление в Херсонском уезде «бобылецких» крестьян и годы освоения ими дарованных царем земель хранятся в фондах Государственного Архива Херсонской области, среди других сохранившихся документов губернской казенной палаты.

Заперев библиотеку на замок, тетя Валя, продолжая рассказывать о родном селе, ведет нас к местному старожилу, по совпадению, тоже тете Вале.

Оказывается, после войны жители двух Снегиревок поддерживали некоторое общение – тетя Валя вспоминает, что пару раз приезжала к ним в колхоз делегация из той, николаевской Снегиревки, и подарили библиотеке небольшую книжечку о родном городе. Книжечка до сих пор хранится где-то в библиотеке, и тетя Валя пообещала нам ее найти. Пока же мы, наконец, добираемся до старенького домика на краю деревни.

К нам выходит и сама бабушка Валя, действительно бабушка – закутанная в платок, маленькая и сухонькая, с крепкой палкой вместо трости. Ей более восьмидесяти лет, она прожила тяжелейшую жизнь, и несколько лет в немецкой оккупации были лишь одним из многочисленных испытаний. Ее рассказ мы не будем здесь приводить, потому что его лучше послушать. Скажем только, что нас он поразил – это реальный голос из прошлого, такой искренности воспоминаний не найдешь ни в книгах, ни в пересказах младших потомков.

Бабушка Валя из Снегиревки, видевшая и немцев, и послевоенный голод, и житье многодетной матери, которой немцы спалили дом, в крошечной будке в колхозе, и тяжелейший труд с детских лет – это наша живая история, которая, увы, безвозвратно умирает. Еще год, возможно, два – и не будет уже таких живых свидетелей тех страшных и великих событий, сотрясавших нашу страну, которые, между прочим, аукаются и сегодня.

О тех первых переселенцах в Херсонскую губернию бабушка, естественно, ничего не может рассказать такого, чего бы мы еще не слышали, зато упомянула, что в лютый послевоенный голод кто-то из односельчан, спасаясь, уезжал в ту Снегиревку; кого-то туда вывозили – как ее тетю, проживавшую в соседнем Заселье – в николаевское Заселье. Вспомнила она и как к ним приезжала делегация из николаевской Снегиревки – общались с местными, фотографировали. Бабушка Валя даже вспомнила, как ее мужа попросили показать, как топить баню по-черному. Подарили ей тогда и книжечку, ту самую, про родственную Снегиревку.

- Та Снегиревка, деточка, образовалась нашими людьми! – говорит она твердо, и ее низкий грудной голос только придает ее словам еще больше веса.

Длинная дорожка ее рассказов, где события перетекают из одного в другое, так или иначе, выходит к последним, самым актуальным событиями.

- Молите Бога, чтоб войны не было, - вздыхает бабушка, зная по себе, что это такое, и вспоминая о войне в Донбассе. Восемь лет назад в Снегиревке некоторое время жили беженцы из Донецка, получали гуманитарную помощь. И вновь звучат в словах старушки обычные слова: «наши люди», простые, но сегодня – очень важные.

- Сколько сейчас в Донецке наших людей…

Прощаемся мы с бабушкой, впечатленные всем услышанным от нее, очень тепло – она благодарит нас, что пришли, «баба хоть людей повидала, никого ж теперь не вижу». Мы не очень много узнали по теме, которая нас интересовала, но узнали удивительного человека – ее биографию, ее голос, ее речь, напоминающую немного украинский говор. Но она всю жизнь прожила здесь, на Смоленщине, на Украине не бывала. Здесь в деревнях так и говорят – схоже и с украинским говором, и с белорусским. Люди, жившие в одной стране, а в 1991 году разделенные политикой, продолжают говорить на одном языке, схожим манером. Рассуждая об этом, мы приходим обратно к библиотеке, когда нас окликает тот самый мужчина, что колол дрова.

- Ребята! Моя там сказала, вы что-то потеряли. Идите в магазин, вам там скажут!

Оказывается, когда мы вышли из райпо, пришел один из местных жителей, Алексей, и, узнав от продавщицы о наших поисках, рассказал, что у него хранится та самая книжка, подаренная николаевскими побратимами, и он нам ее даст сфотографировать.

- Сейчас езжайте прямо, на повороте перед мостом будет кирпичный дом. Он вас ждет, - с доброй улыбкой направляют нас, и мы, попрощавшись с тетей Валей, спешим по указанному пути.

Наивно было бы полагать, что крестьяне жили под открытым небом, покуда не построят себе на новом месте хатки. Решением смотрителя поселений новоприбывших лапотников с семьями поселили в села Малая Александровка и Большая Александровка (в наши дни – Малая и Великая Александровка Херсонской области), в дома уже обжившихся там казенных крестьян. В общей сложности, так вот прожили, работая и теснясь в хатках с другими семьями, около трех-четырех лет, пока не были построены дома. Не обошлось и без конфуза – примерно половина семей из Малеевки, осмотрев построенные жилища, заявили, что не хотят здесь жить и попросили выделить им участок у реки Ингулец, выше по течению от Большой Александровки, и разрешить самим построить себе дома. И как ни странно, на такую дерзость начальство ответило согласием. Так появилось село Староселье. Малеевка тоже появилась – туда заселились те, кто не присоединился к прошению, появились и Явкино, и Заселье. Что до жителей Надейковичей, то они поселились вместе со снегиревскими земляками и, поскольку последних было числом больше, построенное сельцо нарекли Снегиревкой.

Алексей и вправду нас ждал, ради нашей просьбы прервав свои хлопоты по участку, поехал в дом родителей, стоящий через несколько улиц, и около получаса разыскивал в комнатах ту самую книгу. И нашел! Вынес ее нам, извиняясь, что книжка в состоянии плачевном, «до нее добралась внучка ныне покойного дедушки, которому была подарена книга».

- Ну, этого я вот не помню, - признается наш собеседник, закуривая сигарету, в ответ на вопрос о визитах николаевских побратимов, - но, по-моему, он, мэр, даже был здесь, приезжал. Потому что председатель нашего колхоза с ним плотно общался. Вот это мой отец, он туда не один раз ездил, в первый раз, когда он там был, ему книжку и подарили. То ли они обменивались зерновыми какими-то, я уже не помню. Общение было такое. И вот он приезжал, или кто-то из его представителей, мэра, здесь у нас был…

Пока мы тщательно фотографируем книгу, диалог переходит непосредственно на историю переселения.

- Я вот не знаю, правда это или нет, - Алексей задумчиво облокачивается на багажник своей ухоженной серебристой «пятнашки», - но вот видите дом стоит, заброшенный, - жестом указывает на дом в конце улочки. – Здесь женщина жила, уже в приличном возрасте была. Как бы, из ее родственников кто-то был родоначальником этого города.

Что нам удается уловить в достаточно коротком общении с Алексеем – тот же говор, чуть-чуть похожий на украинский, открытость и легкая ирония в интонациях. Тепло он улыбнулся, когда мы ему показали видео с Кириллом, тепло же с нами попрощался, забирая книгу и пожелав удачи. Мы же, по совету тети Вали, отправляемся в Шумячи, где нам должны помочь информацией в краеведческом музее.

И хотя Херсонский архив пока недоступен для исследователей, кое-что из его сокровищ, конечно же, нашлось в интернете – в один из архивных сборников, изданных еще до Майдана, вошел документ, датированный осенью 1814 г. Это служебная записка, адресованная Херсонскому губернскому землемеру титулярному советнику Ярославскому председателем комиссии, учрежденной специально для решения вопросов с поселянами.

В переводе на современные меры длины, домики должны были быть примерно 8,5 метров на 5.

В таких крошечных домах тогда проживали целыми семьями.

Поселок-райцентр Шумячи выглядит весьма скромно, но опрятно, есть сетевые магазины и нехитро обставленные места отдыха. Местный художественно-краеведческий музей располагается на Советской улице, в небольшом кирпичном здании, и делит его с местной детской художественной школой. Вход в оба заведения – с торца, по ступенькам.

Музей, как можно догадаться, маленький – несколько залов, отведенных под экспозиции, и пара кабинетов для работников, и все это на втором этаже. Едва мы объясняем, что ищем, немногочисленные сотрудники – приятные женщины среднего возраста – буквально тут же, не раздумывая, идут искать нужное в фондах и просят нас «погулять пока». Мы, приятно удивленные таким развитием дела, и не зная еще, что это далеко не единственный приятный сюрприз за этот визит, с любопытством разглядываем картины, развешанные здесь. Оказывается, у Шумяческого края был свой знаменитый художник – Федор Саввич Шурпин, крестьянин по рождению, и творчество его в основном было посвящено именно крестьянской теме. Прославился же он главным образом знаменитой картиной «Утро нашей родины» - именно его кисти принадлежало полотно, изображающее Сталина в поле. Оригинал ее хранится в Третьяковской галерее, а здесь же – полотна, посвященные родным Шумяческим просторам, по которым, на самом деле, можно изучать историю нашей страны.

В соседнем зале, более меньшего размера, развешены и более скромные картины – пейзажи родного края, авторства современной шумяческой художницы, которая, как нам позже расскажут, преподает здесь же, в детской художественной школе. Есть среди ее работ, написанных с бросающейся в глаза любовью, и пейзаж из Снегиревки – усеянные лесом берега речки Остер.

Описывать каждый зал музея, несмотря на его очевидную миниатюрность, можно долго. Скажем главное – каждая экспозиция, будь то галерея работ Шурпина или зал, посвященный знаменитому земляку – фантасту Айзеку Азимову – оформлен и обставлен с душой. Каждый экспонат, выставленный здесь, каждый стенд, большинство из которых оформлялись вручную – весь Шумяческий музей дышит любовью к своему краю, к каждому сельцу, будь то та же Снегиревка или Петровичи, к самим Шумячам, небольшому поселочку с населением около четырех тысяч человек.

Все это создавалось Валентиной Павловной Максимчук – уроженкой Петровичей, в юности успевшей повоевать с оккупантами, а после работавшей в местной школе. Усилиями ее и ее мужа-фронтовика и был образован краеведческий музей – экспонаты собирались по всему району, писались письма, в том числе и в США, Айзеку Азимову, на которое тот откликнулся с огромной теплотой, издавался краеведческий альманах «Перекресток» - тот самый, о котором мы услышали еще в Снегиревке. И ныне здесь работают достойные наследницы ее дела – наконец, нас зовут, чтобы показать нам книги со специально разложенными закладками, газетные подшивки, и рассказать все, что они сами знают по нашей теме.

Завязывается долгая беседа об истории, о краеведении, документах, и время в ней пролетает незаметно, потому что обсуждаются интереснейшие вещи, а главное – совершенно очаровывают собеседники, которые, как и все в этом музее, излучают непогасшие с годами интерес и любовь к своему делу, своему краю, несмотря на очевидно невысокие зарплаты, скудность ресурсов. Этим людям не нужны дворцы, бизнес-центры, соборы и торговые центры, чтобы любить свои Шумячи – они их любят такими какие они есть, и рады поделиться этой любовью, а еще своими знаниями со всяким, кто к ним сюда приходит. Захаживают, видимо, не часто, а они рады всем. Нашим читателям, не в целях рекламы, а искренне, мы очень рекомендуем, если судьба или научный интерес занесут в Шумячи, зайти в музей и послушать рассказы этих людей. Не смотрите, что здесь более чем типичная глубоко-провинциальная картина – эти края помнят интереснейшие истории, в том числе перекликающиеся с современными событиями, вот как то же переселение в Снегиревку.

Разговор о Снегиревке перетекает в рассказ о местных легендах – и здесь они имеются, и покидаем мы музей, потому что время возвращаться, с нежеланием. На прощание нам провели экскурсию, которая закончилась прослушиванием патефона и сидением на скамейке, где традиционно загадывают желания – и они сбываются. Один эпизод нашего большого диалога все же приведем – когда шла речь о народах, населявших Шумячиские земли, в том числе районы, переселенных деревень. Здесь жили тесно и дружно и евреи, и белорусы, и малороссы, как исторически звали украинцев, и русские.

- Да все мы русские, - приходим к такому, казалось бы, популистскому выводу, но далее заходит речь о том, как поселяне именовались в херсонских казенных документах – белорусскими крестьянами, ведь из Могилевской губернии приехали, до раздела Речи Посполитой – польского региона.

- Смоленские все это земли были! – эмоционально восклицает сотрудница музея. – Наши, смоленские. Поляки то приходили, то уходили, сколько войн с ними было и перемирий…

Всякое было потом в жизни снегиревцев, осевших на огромных просторах Херсонской губернии –столкновение с помещиками соседних сел, войны, падение Российской империи, Советский союз, почти три года в немецкой оккупации, закончившиеся Снегиревско-Березниговатской операцией советских войск, и вот теперь Снегиревка вновь русская. А может уместно сказать, что всегда ею была?

Теперь же ее жителям также тяжело, как было их предкам-переселенцам – киевский режим обстреливает город, повинный только в том, что пустил «оккупантов», а теперь его пытаются вернуть под сень Украины. На фоне этих новостей еще ярче вспоминается маленький Кирилл, который верит, что Снегиревка – это уже Россия. Никто не знает, чем закончится этот очередной эпизод военного противостояния, есть только надежда, что Снегиревка устоит, а наши военные защитят снегиревцев, русских людей, среди которых много детей. Этот город – русский, и должен им остаться, по историческому праву.

Целью нашей поездки в Шумяческий район же было найти следы забытой родственной связи между двумя далекими друг от друга Снегиревками, и мы их нашли, а также искренних людей, любящих свой родной край, отзывчивых и неравнодушных. Они схожи друг с другом в этих бесценных качествах, прекрасны в своей скромности и сердечности, как картины Шурпина, что даже в пасмурную погоду за окном видятся яркими и светлыми, они русские. Такие же русские, которые сейчас там, в Николаевской области, под защитой наших военных.

Из лесистого Шумяческого края мы привезли не только фото, видео, письменные материалы и впечатления, но и небольшую банку, со смоленской землей. Издревле на Руси была традиция – если умер человек вдали от родимых мест, на его могилу привозят землю оттуда, где он родился. Мы решили тоже последовать этой традиции – прямо у въезда в Снегиревку, по пути в Шумячи, мы набрали немного смоленской, снегиревской земли, и этот кусочек исторической родины обязательно попадет на Николаевщину. В нашем случае речь будет идти не о смерти, а о жизни – так мы символически воссоединим два кровно родственных русских места, о чем позабыли, но самое время вспомнить.