Все началось с коллапса универсалистской коммунистической идеологии. Первыми нож в единство советского государства воткнули взращённые кремлёвскими вождями новые «социалистические» нации. Оказалось, что постулируемый «советский человек» в союзных республиках оказался фантомом, а вместо него на выходе получались украинцы, казахи и грузины. Начавшие с разговоров о безнациональном будущем человечества коммунисты превратили СССР в огромную «фабрику наций», где деятельность бюрократического аппарата была полностью подчинена задачам продуцирования новых обществ.

«Сколько бы ни было самостоятельных республик, мы этого страшиться не станем, для нас важно не то, где проходит государственная граница, а то, чтобы сохранялся союз между трудящимися всех наций для борьбы с буржуазией каких угодной наций», — провозглашал Ленин. Сказано — сделано.

Но одного национального вопроса советским политикам было мало — они умудрились выбить из-под своего государства и вторую опору. Не в одночасье, но за несколько десятилетий до людей дошло, что «новое светлое будущее», которое обещали наши марксисты, невозможно и что собственная дача и автомобиль «Жигули» — это максимум того личного «рая на Земле», который светит гражданину передовой социалистической империи. На презираемом Западе в это же время начался бум потребительства, и советские дача с «Жигулями» на его фоне выглядели как армейский сухпаёк рядом с шикарными блюдами в ресторане. То есть «рай на Земле» всё-таки возможен, но явно не для нас, сделали вывод воспитанные на материализме добропорядочные советские граждане. А потом взяли и похоронили свою «великую и прекрасную» страну.

Вкусить плоды западного «рая» пришлось всем. Вскоре выяснилось, что, пересаженное на российскую и восточноевропейскую почву, оно даёт совсем не те плоды. Ещё недавно свято верившие в Маркса и социализм, а следом — в демократию и рынок, люди поддались зову иррациональных страстей. В постсоветской реальности нашлось место даже язычеству и различным культам, пополнявшим свои ряды за счёт таинственных смыслов и мистерий. В повседневной жизни звёздами стали Кашпировский и Грабовой, а в политике седовласые партийные аппаратчики вдруг заговорили про «нацию», «родину» и «веру», разжигая страсти апокалиптического масштаба.

Первыми кровью омыло Балканы. Следом «загорелась» советская периферия — Чечня, Абхазия, Южная Осетия, Карабах, среднеазиатские республики стали ареной ожесточённых конфликтов, а число жертв шло на десятки тысяч. Геноцид, этнические чистки и изгнание «неугодных» народов стали неотъемлемым атрибутом политики «чертей», восторжествовавших в очищенной от вульгарного материализма реальности. Бесконечно далёкие от «жуткого демона» Третьего рейха в своих коррупции и селянстве, они пролили моря крови в попытках выстроить свои собственные «великие» проекты — «Великую Албанию», «Великую Хорватию», «Великую Грузию» и прочие.

Иные «черти» о таком «величии» не мечтали — им хотелось только побыстрее отделиться и начать претворять в жизнь свои дикие фантазии на том же самом клочке земли, предварительно избавившись от «чужеродного» населения, как это сделали в Ичкерии. Больше всего досталось русским, на которых вешали всех собак за советские просчёты и «империализм», но которые в ходе «великой стройки коммунизма» получили меньше всех, в решающий момент оказавшись без собственной республиканской элиты, которая могла бы защищать их интересы, и без окормляемой государством национальной культуры, как это было у других.

И если остальные республики возглавили люди пусть и с мрачными, но чёткими и ясными картинами будущего, то оказавшимся у разбитого корыта русским предложили «купание» в новом «раю», для большинства оказавшегося банальным адом, сбежать из которого можно только в ностальгию по «СССР, который мы потеряли». Так безопаснее для всех, в итоге решили новые российские руководители, и уколы обезболивающего под звучание «старых песен о главном» стали стандартной процедурой, которую мы проходим и по сей день.

И пока побиваемые со всех сторон русские вкушали плоды нового порядка, а потом предавались успокоительным мечтам о прошлом, новые молодые нации пустились во все тяжкие в поиске врагов не только в «старшем брате», но и среди своих соседей. Словаки вспомнили о неудобном соседстве с венграми, те отвечали взаимностью и им, и румынам. Потерявшие свой «маленький СССР» сербы отражали натиск косоваров, хорватов и бошняков-мусульман. Болгары заговорили о «своей» Македонии, а румыны с тем же вожделением устремили взоры на Молдавию. Каждый видел в другом «азиата». Словацкие правые напомнили о «монгольском» происхождении венгров, а сами венгры посчитали «слишком азиатским» румынское православие. Каждый мечтал урвать кусок земли у соседа и одновременно продолжал считать себя Европой, неизменно доказывая своё право стать членом «большой семьи» ЕС. Место одних «чертей» заняли другие, уже не в камуфляже, а в строгих костюмах. Грёзы о «мини-империях» сменились желанием оказаться за одним столом с Западной Европой. Мечту эту в итоге исполнили практически все, но счастья она не принесла никому. Не сумев построить образцовый Запад в своих государствах, их жители либо погрузились ещё глубже во мрак «секулярных страстей», найдя утешение в шовинистическом угаре, либо исполнили свою мечту, пополнив ряды гастарбайтеров в благополучных Британии и Германии.

«Не здесь, так там» — формула успеха граждан новообразованных государств, исповедуемая, кстати, не только обывателями, но и некоторыми «уважаемыми людьми». Результаты такого подхода очевидны: из Литвы с 1991 года, например, за рубеж уехали свыше 750 тысяч жителей. И это-то при нынешней численности страны!

Запад за происходящим на руинах СССР наблюдал с одобрением. Ещё бы — новая рабочая сила и «утечка мозгов» оказались ему только на руку, а на чинимые «правильными парнями» геноциды предпочли не обращать внимание. За все мерзости в итоге пришлось отвечать сербам, априори виновным в своих «имперских замашках». Еще бы, те ещё «балканские русские», ату их!

Но случалось и так, что кое-где во главе новых стран стали обнаруживаться «неправильные парни», мешавшие утверждению нового мирового порядка. Для их смещения придумали относительно бескровные цветные революции, которые оказались полностью созвучны постоянно мечущемся между Востоком и Западом духу «освобождённых» наций. А так как Восток в этом случае был представлен Россией, не способной предложить ничего, кроме своей ностальгии, то выбор закономерно пал в пользу Запада.

Цветные революции удались почти везде. Одна только Белоруссия со своим незападным авторитаризмом продолжила медленное, но неотвратимое сползание к управляемому национализму, порождая даже не «чертей», а своих маленьких «чёртиков». А вот с Украиной всё оказалось куда сложнее.

Прогремевший в 2004 году «оранжевый» Майдан стал первым звоночком. Немногие тогда смогли усмотреть в антиолигархическом протесте первый шаг прозападных сил, на тот момент ещё не готовых войти в полную сцепку с украинским национализмом. В России порождённое ностальгией предубеждение относительно нерушимости дружбы с «младшим братом» было настолько сильным в обществе, что о близящемся разрыве не помышлял никто. Мы все были приучены к мысли, что Украина способна на «ссору» с Россией, но никак не на «предательство». Поэтому второе издание Майдана 2014 года оказалось «громом среди ясного неба».

Сейчас многие задаются вопросом: а могло ли всё произойти иначе? Могли ли мы предупредить антироссийский разворот Украины и украинцев и избежать кровопролитной войны?

К сожалению, в той ностальгической парадигме, которой наше общество следовало на протяжении почти всего постсоветского периода, это было невозможно. У нас не было (и нет по сей день!) ни ясного идеологического проекта, ни просто более-менее отчётливой картины мира. Только скармливаемые народу разрозненные воспоминания о вкусном советском пломбире (миф об утраченном «рае потребления») и беспрецедентной военной мощи (миф об потерянном «великом государстве»). При этом возрождать советские институты «наверху» никто и не собирался, справедливо видя в этом недостижимую задачу. Версию о наличии иных вариантов, помимо банальной ностальгии и реставрации СССР, всерьёз не рассматривали. Ибо такое виделось даже более страшным, чем попытки восстановления Советского Союза.

Всё существование современной РФ пронизывает фундаментальная неопределённость. Порой возникает ощущение, что мы живём в застывшей вне пространства и времени РСФСР. По большому счёту, вся разница между ней и современным российским государством — только в уровне потребления. Что касается самого вектора развития, то разница неочевидна. Латвии и Эстонии с долей титульных народов в населении на момент объявления независимости в 52% и 61% соответственно ничто не помешало объявить себя государствами латышей и эстонцев. Россия же в итоге оказалась единственным постсоветским государством, не избравшим путь национального. Почему так вышло? Ведь по уровню своей этнической и культурной гомогенности Россия мало чем отличается от Франции и Германии и превосходит такие страны, как Босния и Герцеговина, Швейцария и Бельгия. Что же помешало РФ, имея в своём составе 81% титульного населения, объявить себя «русским национальным государством»?

Все ссылки на неправомочность этого ввиду якобы «врождённой» «многонациональности» безосновательны. Наша многонациональность является плодом советской политики, имевшая столь же пёстрый состав Российская империя «многонациональной» никогда не была. Многоэтничность, как свидетельствуют разумный расчёт и мировая практика, автоматически не влечёт к признанию многонациональности. Знает же мир унитарную Индонезию, где живёт свыше 300 этносов, или унитарный Китай с 56 народами! При этом никто не оспаривает, что Индонезия является национальным государством индонезийцев, а Китай — китайцев.

Увы, у России после развала СССР не оказалось собственных национально ориентированных элит, которые могли бы повести страну по пути национального государства. Если в остальных республиках они взращивались десятилетиями, то РСФСР в этом плане оказалась самым слабым звеном. Помыслить «русскую Россию» перед распадом СССР могли только писатели вроде Солженицына и Распутина, но никак не могущественные аппаратчики. Русский национализм изначально оказался маргинализирован, а в верхах западную моду на «марксизм» сменила такая же западная мода на «рынок» и «либерализм». Оспорить отсутствие у государства прочного национального фундамента было просто некому.

В России за многие века сложился уникальный симбиоз русского и других коренных народов, принимавших участие в строительстве российского государства. Русские, в отличие от восторжествовавших в новых постсоветских странах «чертей», никогда не пытались установить что-либо подобное прибалтийским «апартеидам», и нет никаких оснований считать, что, начав распространять русскую культуру и почитать национальных героев прошлого, мы мигом превратимся в «лютых фашистов». Скорее наоборот, любые попытки запрета на русское чреваты сначала тотальным распадом общества, и впоследствии — самого государства. Ни одно государство не может сколько-нибудь долго существовать без доминирующей культуры. Альтернативы пришедшемуся на рубеж XIX–XX столетий «золотому веку» России в культурном плане быть не может. Попытки взрастить что-то совершенно новое, проявившиеся в «россиянстве», оказались обречены на провал хотя бы в силу того, что ключевым сплачивающим признаком искомой «российской» нации оказались ныне отброшенные границы «изначальной» РФ, рассматривавшиеся идеологами «россиянства» как «священные». Сейчас же неотвратимо стираются различия между «донецким» и «белгородским», «запорожским» и «курским», «луганским» и «брянским». Причём независимо от того, о чем мы говорим: о жителях, культуре или экономике. Сама история выводит ностальгирующую по советскому прошлому Россию на путь преемства существующей столетиями «большой исторической России» со всем её пантеоном героев и подвигами, которым могут позавидовать «старые» нации Европы.

Пора уже понять, что мы — не из 1991 года и даже не «дети Октября». У нас за плечами — «киевский», «московский», «императорский» и «советский» периоды русской государственности, отразившей сотни и тысячи ударов иноземных завоевателей и прочих «евроинтеграторов». Наша родословная так величественна, а исторический багаж так велик, что попытки несущих то «правду марксизма», то «правду либерализма» вестернизаторов обрезать наше бытие 70 или 30 годами выглядят откровенно жалкими и убогими.

Русские — великий народ с тысячелетней культурой и историей, который только и ждёт шанса показать всему миру, на что он способен.