К осени 1917 года положение большевиков в Москве было куда менее прочным, чем в Петрограде. В старой столице они не имели целого ряда козырей, которые могли разыгрывать на Балтике. В Москве не было того множества революционно настроенных матросов, а солдаты гарнизона в среднем были намного лояльнее к правительству. Поэтому московские большевики изначально были настроены менее воинственно, чем их товарищи в Петрограде.

Первые телеграммы о случившемся в Петрограде пришли в Москву днем 25 октября/7 ноября. Лидер местных большевиков Виктор Ногин находился на Балтике, он и сообщил, что в столице переворот.

В тот же день на совещание собрались руководители Московского Совета рабочих депутатов, причем это были не только большевики. В заседании участвовали городской глава Вадим Руднев и командующий войсками Московского округа полковник Константин Рябцев – оба эсеры, представители левой партии, менее радикальной, чем большевики. Поначалу все были настроены на компромисс, стрелять никто не хотел.

Сначала в Москве планировали создать некий временный орган управления, который бы учитывал позиции всех политических сил. Но большевики быстро предложили новую резолюцию: о создании революционного комитета, который должен был полностью поддержать революцию в Петрограде. Опешившие эсеры отказались участвовать в голосовании по большевистской резолюции. По его итогам тех, кто согласился участвовать, большевики создали Военно-Революционный комитет, который и принял на себя власть в Москве.

В это время эсеры в Городской думе провели собственное голосование и, соответственно, создали собственный Комитет общественной безопасности, который возглавили Руднев и Рябцев. До Февральской революции Руднева было трудно назвать твердыми сторонниками законности и порядка. Городской глава 4 года провел в ссылке по политическим мотивам после революции 1905 года, впоследствии, однако, добровольцем служил в русской армии на Первой мировой. В должность градоначальника он вступил только в июле 1917 года.

Напротив, Рябцев практически всю жизнь отдал военной службе: он участвовал в войне с Японией, окончил Николаевскую военную академию. В мировую войну он служил на штабных должностях и округ возглавил тоже буквально с середины сентября.

Между тем красные действовали, не колеблясь ни секунды. «Никакой силы пока в их распоряжении нет, но они знают, чего хотят», – замечал один из комментаторов со стороны белых. Первым делом большевики отправили агитаторов в казармы расквартированных в Москве частей. Несколько тысяч солдат были настроены пробольшевистски, часть рабочих входила в Красную гвардию, им раздали винтовки. Красные заняли телефонную станцию, телеграф и почтамт. Кроме того, на их сторону перешел гарнизон Кремля.

Что могли противопоставить этому натиску Руднев и Рябцев? Теоретически в распоряжении противников ВРК имелись десятки тысяч солдат. Однако фактически основная масса людей сражаться не желала. Рябцев мог рассчитывать первоначально лишь на несколько сот человек. Однако он смог поднять юнкеров военных училищ Александровского и Алексеевского, собрать кадетские корпуса, добровольцев из воинских частей и на короткий момент получить преимущество.

На этом этапе белые, которые так еще не назывались, могли разом выиграть битву за Москву. Руднев предложил просто арестовать ВРК, пока есть возможность. Но Рябцев считал, что может добиться своего переговорами, и не захотел лить кровь. Это было одно из ключевых решений за все время боев в Москве. «Контрреволюционеры»

Однако пока добровольцы готовились к бою. Они занимали центр города. В Лефортово размещался отряд полковника Владимира Рара, который сам по себе был необычной фигурой: остзеец, лютеранин, он перешел в православие во время Первой мировой, чтобы быть одной веры с солдатами. В Москву он попал после тяжелого ранения и, пока долечивался, служил заместителем директора 1-го кадетского корпуса. В Лефортово он со своими кадетами оборонял мастерские и арсенал. Кроме того, «антисоветчики» занимали район вокруг городской думы, свои училища и вообще центр вокруг Кремля. Их опорой, кроме офицеров и добровольцев-солдат, была учащаяся молодежь, собственно, название «Белая гвардия» появилось именно тогда. Так первоначально назывался добровольческий отряд студентов, формировавшийся полковником Леонидом Трескиным в Художественном электротеатре (кинотеатр «Художественный»).

25-27 октября прошли в нервных переговорах. Ногин, вернувшийся в Москву, и Рябцев не смогли договориться и теперь готовились к битве. По улицам ходили патрули, росли баррикады.

Наконец вечером 27 октября Рябцев перешел к активным действиям. Офицерские части заняли почтамт и телефонную станцию, начали разоружать пикеты красных. В этот день пролилась кровь.

Добровольцы блокировали Кремль. По стенам вели пулеметный огонь. В этот момент к Моссовету выдвинулся из Замоскворечья отряд красных «двинцев», который насчитывал порядка 900 человек. Такое название произошло от тюрьмы Двинска, где их держали за отказ идти в наступление на фронте мировой войны. Позднее их перевели в Москву, где арестованных отпустил Моссовет. «Двинцы» дошли до Исторического музея, где их перехватили юнкера. Требованию сложить оружие они не подчинились, и тогда по ним открыли огонь. В результате несколько десятков красных было убито или пленено.

Теперь события развивались быстро. В ночь на 28 октября юнкера взяли Кремль. Рябцев требовал капитуляции и под утро получил ее. Прапорщик Берзин, возглавлявший красный гарнизон, сдался с полутысячей подчиненных.

После этого произошло одно из знаковых событий войны в Москве.

Примерно в семь утра красные под присмотром юнкеров с броневиком и пулеметами начали складывать оружие у кремлевского арсенала. Бойцы с обеих сторон переругивались, и в какой-то момент раздались выстрелы.

Кто стрелял, так и не удалось установить. Вероятно, кто-то из красных не хотел сдаваться. Но факт состоит в том, что после этих выстрелов юнкера, сами изрядно нервничавшие, принялись палить из пулеметов по выстроенным в ряд пленным.

Стрельба продолжалась недолго. Согласно последующему рапорту генерал-майора Кайгородова, были убиты на месте 14 человек, еще несколько смертельно ранены. Кроме того, в процессе взятия Кремля были убиты несколько юнкеров: невозможно уже точно установить, то ли часть красных сопротивлялась захвату с самого начала, то ли похватали винтовки, когда начали расстреливать их товарищей.

Впоследствии обе стороны возлагали ответственность за трагедию друг на друга, но реальность сложнее, и едва ли можно утверждать, что кто-то целенаправленно намеревался расправляться с противником.

Так или иначе, расстрел в Кремле провел ту самую «красную линию», после которой оставалось лишь драться насмерть. Обе стороны активно вооружались из московских арсеналов. Однако существовала очень существенная диспропорция: почти вся артиллерия досталась красным.

Фактически 28 октября белые добились крупнейших успехов за время боев в Москве. Они заняли центр, взяли Кремль и могли развивать успех. Однако Рябцев потратил еще несколько часов на переговоры, а в это время красные стягивали свежие силы в город и мобилизовали сторонников в самой Москве. Среди прочих в строй встали рабочие трамвайного парка. Их лидеру Петру Апакову принадлежит, без преувеличения, самый удивительный образец бронетехники всех времен и народов: Апаков использовал в качестве эрзац-БТРа для своих людей кустарно блиндированный…трамвай.

За 28 октября баланс сил резко изменился в пользу красных. Части советского 193-го полка деблокировали Моссовет. С утра 29 октября началось контрнаступление. Красные отбили телефонную станцию и развивали наступление.

Еще 28 числа среди белых находились курсанты, отказывавшиеся стрелять в своих, а генерал Шашковский отказывался казнить пленных. Теперь были невозможны даже переговоры. Гуманисту Шашковскому осталось жить месяца два: его расстреляют вместе с сыном под новый 1918 год…

Белые были блокированы в центре Москвы. Красные наступали, прокладывая себе путь артиллерийским огнем. Обе стороны ждали подкреплений снаружи, но большевики намного быстрее наращивали силы. Фактически 29 октября белые окончательно ушли в глухую оборону. 29 и 30 октября были крайне насыщены событиями, но общий смысл был очевиден: красные постепенно продвигались по улицам. Полковник Рар разогнал по домам своих кадетов, а сам пробился в Кремль во главе группы офицеров. Красные заняли Воробьевы горы и начали обстрел Кремля артиллерией. Правда, значительной частью огонь велся болванками, что снизило масштаб разрушений в крепости.

К 1 ноября положение белых в Москве стало очевидно безнадежным. Красная площадь была под контролем большевиков, остатки юнкеров в Кремле могли только продавать жизни.

За исчерпанием возможностей к сопротивлению Руднев и Рябцев решили капитулировать. Под вечер 2 ноября (старый стиль) белые сдались.

Все же уровень ожесточения, характерный для середины и конца Гражданской войны, еще не был достигнут. Белых разоружили, но распустили по домам.

Всего в Москве погибло до тысячи человек.

Большинство участников той драмы прожило недолго.

Лидер московских красных Виктор Ногин умер в 1924 году, подорвав здоровье за время работы в подполье, революции и Гражданской войны. Константин Рябцев ушел со службы, работал журналистом в Харькове, а летом 1919 года был арестован белыми, которые обвинили его в сдаче Москвы. Рябцев был застрелен, официально – при попытке к бегству. Вадим Руднев уехал в эмиграцию и умер во Франции осенью 1940 года.

Многие из тех, кто стрелял друг в друга в Москве, погибнут позже в боях Гражданской. От тифа в 1919 году скончается командир кадетов Владимир Рар. Будет убит в бою под Ирбитом один из ключевых лидеров красных Григорий Усиевич. Эпоха переехала и победителей, и побежденных.

«В некоторых домах стены были пробиты снарядами, и, вероятно, в этих домах погибли десятки ни в чем не повинных людей. Снаряды летали так же бессмысленно, как бессмысленен был весь этот шестидневный процесс кровавой бойни и разгрома Москвы. В сущности своей московская бойня была кошмарным кровавым избиением младенцев», – писал Максим Горький по следам битвы.

Погибшие красногвардейцы были захоронены в братской могиле у стен Кремля. У Никитских ворот отпевали юнкеров. На похоронах этих юношей побывал Александр Вертинский. Романс «Я не знаю, зачем и кому это нужно…», – был написан им именно по следам сражения в Москве. Во время объяснений в ЧК по этому поводу певец заметил: «Не можете же вы запретить мне их жалеть».

В России разгоралась Гражданская война.

Вскоре жалеть не будет никто и никого.