Это наступление продолжает логику позиционной войны и на карте для незнающих смотрится не слишком эффектно. Главным и единственным направлением, где удалось отвоевать значимые позиции, а также пройти существенное расстояние, стал Донбасс. В начале года ЛБС отодвинули от Донецка, выдавив украинские войска из руин Авдеевки, затем фронт неспешно катился к Покровску. Осенью удалось своротить украинский редут под Угледаром, за который шли кровавые бои зимой 2023 года. В момент, когда пишутся эти строки, наши войска постепенно добирают «Кураховский карман» западнее Донецка. На остальных участках продвижение постепенное, имеет смысл упомянуть наступление на 18 км южнее Купянска, что позволило выйти к реке Оскол и изолировать сам Купянск до небольшого плацдарма. В сумме это звучит не слишком впечатляюще с точки зрения обывательского продвижения: на фронте в 70-80 км удалось продвинуться на 20-40 км – и это в полосе главного наступления. Аналог в мировой истории легко найти – это кампания 1917 года на Западном фронте Первой мировой войны. Может быть, «Аррас» звучит более экзотично и интригующе, чем «Великая Новоселка», но в целом происходило примерно то же самое со схожими темпами.
Кажется, не слишком вдохновляюще. Однако важна тенденция. А она неумолима: с начала до конца года темпы наступления российских войск увеличивались. Во второй половине 2024 наши прошли больше, чем в первой, а рекордным стал ноябрь. За весь 2023 год с его Бахмутским сражением русские заняли менее 150 кв км территории, за январь – февраль 2024 превзошли этот результат. Дальше наступление развивалось откровенно неспешно до мая, когда западнее Донецка пал опорный пункт ВСУ в Очеретино. А за осень, когда повалилась линия обороны неприятеля на дальних подступах к Покровску, русские заняли больше, чем за предыдущие 8 месяцев 2024 года.
Украинскому командованию было отлично видно то, что не очень хорошо заметно для обывателя и не всегда интуитивно понятно. Никакое продвижение на поле боя не бывает линейным. Баланс в любом случае меняется: либо у наступающей стороны заканчиваются силы, и она останавливается, либо, наоборот, у обороняющегося силы иссякают быстрее, и после перелома он начинает терять территорию и солдат высокими темпами.
Так что командование ВСУ понимало, что делало, когда инициировало наступление в Курской области в августе. Да, можно было использовать те же силы, чтобы подпирать фронт в Донбассе и уменьшать темпы продвижения российских войск. Однако на стороне противника прекрасно понимали, что, если все будет идти, как шло, надлом все равно произойдет. Значит, нужно встряхнуть доску в надежде, что фигуры упадут вообще.
Наступление неприятель продумал хорошо и в первые дни добился успехов. Пограничники были смяты, сотни бойцов попали в плен, райцентр Суджу оккупировали. Однако российское командование отреагировало быстро и разумно. Наступление удалось сдержать переброшенными под Суджу немногими хорошо подготовленными подразделениями, и 56-й полк ВДВ, 810-я и 155-я бригады морской пехоты и другие навсегда покрыли славой свои знамена, не позволив противнику развить первоначальный успех, а затем отбив значительную часть утраченного. В итоге до какого бы то ни было значимого объекта – самого Курска, АЭС, хотя бы Рыльска – украинские войска прозаически не дошли. Огромная масса людей, более 100 тыс человек, стала беженцами, несколько тысяч наших сограждан оказались в оккупации, но противнику не удалось главное – перевести нашу человеческую трагедию в собственную победу. С военной точки зрения подвижный резерв неприятеля завис посреди оперативного нигде, в десятках километров от любой цели, достойной попыток захвата. При этом политические соображения толкнули ВСУ на упорное удержание своих невеликих завоеваний на редких дорогах, которые теперь завалены подбитой украинской техникой.
А самое важное – российские войска ни на секунду не ослабили давления в Донбассе. Лишь очень немногие части для отражения атаки под Суджей были взяты с фронта главного наступления. Фигуры на доске подпрыгнули – и упали, как были.
На этом фоне почти не замеченным осталось поражение украинских войск на плацдарме южнее Днепра, у Крынок. Его тихо эвакуировали к моменту, когда в попытках продвинуться в сторону Перекопа противник лишился более чем тысячи человек погибшими и пропавшими без вести.
Нельзя сказать, что у наших получилось в этом году все задуманное. Например, увязло в позиционных боях наступление на Волчанск. Удар был задуман из здравой идеи создать противнику дополнительную болевую точку. Первоначальный успех также был немалым, но здесь можно говорить в первую очередь об ударе по войскам: украинские резервы перебрасывались в спешке, и на ходу удалось устроить настоящее избиение технике, мчащейся по дорогам. Однако затем русские втянулись в уличные стычки, которые не окончены до сих пор. Очень медленно и пока без решительных результатов идет наступление на Купянск. В Часовом Яре бои настолько упорные и длятся столько времени, что впору забыть, что это городок с довоенным населением в 12 тыс человек. Сражения за Торецк тянутся уже полгода в городской черте, и окончания не видно. Позиционная война оборачивается одной «битвой за форт Дуомон» за другой, и выйти на оперативный простор из лабиринта окопов удается редко.
Однако у русских в балансе остается однозначный крупный успех, распадающийся на серию более локальных, – это прорыв на оси Донецк – Покровск. ВС РФ используют стратегию наступления на широком фронте в поисках слабых точек, и именно здесь, от Покровска на севере до Великой Новоселки на юге, такой слабый участок нашелся. Именно в этом секторе расположены практически все значимые позиции, отбитые за год: Авдеевка, Очеретино, Новогродовка, Селидово, Украинск, Угледар. Сражения на этом направлении позволили сдвинуть линию фронта от Донецка и серьезно ослабить артиллерийский террор столицы ДНР, а главное – на этом участке наиболее ярко сказываются все проблемы, которые для ВСУ идут по нарастающей. И здесь пора поговорить о тенденциях, видных за кромкой поля боя.

На обе стороны влияет перманентная нехватка людей. И российским Вооруженным силам, и украинскому противнику тяжело поддерживать достаточную численность войск на поле боя. До большого столкновения многие были очарованы концепцией компактной, великолепно обученной и оснащенной армии. Реальность показала, что серьезный численный перевес на театре боевых действий – ставка, которую крайне трудно перебить. Поэтому и Россия, и Украина наращивают усилия по привлечению в армию новых и новых солдат. Однако они находятся не в равном положении. Россия имеет желание и возможность привлекать добровольцев. Разовые выплаты желающим пойти в армию добили до очень серьезных значений, а зарплата солдата превосходит среднюю по Москве и драматически обгоняет типичную по региону – и это не считая компенсаций. Единственная волна мобилизации осталась в далекой осени 2022 года. На украинской стороне баррикад все иначе. Киев действует тоталитарными методами: выезд из страны закрыт, на тех, кто пытается перейти границу, в буквальном смысле охотятся, как на животных. ТЦК – украинская система военкоматов – превратились в отдельную мафию, которая ищет людей повсюду и берет огромные деньги за откуп от службы. Таким образом, незалежной удается набирать десятки тысяч человек каждый месяц, чтобы хотя бы не позволить фронту ВСУ развалиться.
Однако такой свирепый набор чреват новой проблемой. Трудно ожидать от насильно мобилизованных людей, которым не хватило денег, чтобы откупиться, упорной защиты своих позиций. Украина во все больших масштабах сталкивается с дезертирством. Конкретная цифра, попавшая в публичное поле, впечатляет – 170 тыс человек, уже призванных, но скрывшихся. Кроме того, существует неявное, но масштабное «легальное дезертирство», когда люди за деньги получают места в тылу и числятся на службе, не появляясь на фронте, а то и даже в армии как таковой. Реальное число потерь дезертирами и уклонистами для ВСУ уже сопоставимо, если не превосходит количество потерь убитыми. Более того, находящиеся на фронте подразделения зачастую сдают позиции, которые могли бы оборонять, просто из-за снижения боевого духа. С такими явлениями связан целый ряд успехов российских войск за год.
Уровень боеспособности пехоты ВСУ падает, причем, что особенно неприятно для командиров, падает непредсказуемо. Зачастую боеспособность батальона зависит от небольшой группы цементирующих его людей, и их гибель приводит к резкому снижению качества всей части. Причем не всегда ясно, какие именно подразделения подвержены внезапной «бегунке». Как военно-политическое руководство Украины намерено это исправлять, непонятно. Судя по всему, надежда на то, что у России пехота тоже деградирует и людей тоже не хватает.
Положение на нашей стороне, если не приукрашивать, также тяжелое. Однако пока не идет речи о таких проблемах, какие накрыли ВСУ, и до ситуации, когда сложно определить, батальон перед тобой или сборная по бегу, нам еще придется деградировать долго.
Пик западной помощи пришелся на 2023 год, но сейчас ее объемы упали. ВСУ получают меньше боевой и вспомогательной техники, меньше средств, они держатся на массированном использовании дронов и оставшейся артиллерии. Все не так хорошо для нас, как хотелось бы, и украинская оборонка работает активно, стараясь производить, по крайней мере, расходники, в первую очередь FPV-дроны и боеприпасы. Как ни крути, это позволяет им держать фронт. Поэтому уничтожение военной экономики Украины и ее энергетической инфраструктуры выглядит для нас хорошим способом приблизить победу.
На российской стороне, если говорить о более общей стратегии, 2024 стал в первую очередь годом экономических усилий. В мае Министерство обороны вместо тяжеловеса-долгожителя Сергея Шойгу возглавил Андрей Белоусов. Новый министр сразу организовал аудит, по итогам которого целая группа высокопоставленных чиновников МО в настоящий момент арестована и находится под судом. Важнейшим направлением работы для России стало наращивание выпуска военной продукции. Многократно упомянутый в прессе «Орешник» – это только вишенка на пироге. Россия постоянно увеличивает выпуск ракетного вооружения, и этот арсенал используется для атак украинских тылов, в первую очередь объектов энергетики. В советскую эпоху незалежная была огромным промышленным регионом, и генерирующих мощностей там оставалось с запасом, однако постепенно энергосистема страны под ударами «Гераней» и «101-х» начинает фрагментироваться. На данный момент эти атаки не отправили украинскую энергосистему в нокаут, но она постепенно идет от плохого к худшему.

На этом фоне несколько приуныли спонсоры Киева на Западе. Дональд Трамп, готовящийся стать президентом США, уже недвусмысленно говорит о перемирии. На самом деле, общим местом на Западе и даже на Украине стало понимание, что никаких границ 1991 года уже не будет, и можно бороться разве что за заморозку на текущей линии фронта.
Владимир Зеленский, который в 2022 году смотрелся как поп-звезда, к настоящему моменту потерял значительную часть своей репутации на Западе. Президенту Украины припоминают все сомнительные шаги, которые он сделал за время конфликта, а также те, которых он не сделал (в частности, нежелание снижать возраст мобилизации). Усталость от конфликта чувствуется и на Западе, и в незалежной. У России она тоже есть, вопрос в том, у кого раньше эта усталость перейдет в надлом. Российская экономика на фоне спецоперации выглядит перегретой. Хотя на Украине своя экономика – это уже зомби, которого оживляют электричеством при помощи западных денег, для нас боевые действия – это тоже не счастье, и в России заинтересованы в их скорейшем окончании. Однако политическое руководство РФ формулирует жестко: у России есть ряд требований (признание реальности «на земле», признание российскими Крыма и новых субъектов, внеблоковый статус Украины), и она не намерена от них отказываться, причем заморозка не считается хорошим выходом. Проекты вроде введения европейских миротворческих контингентов на линию разграничения не выглядят серьезными. Но здесь уже вопрос о граничных условиях для самого Запада и Украины. В настоящий момент выгоды, которые предлагаются России, не выглядят достаточно ценными, чтобы Кремль на них согласился. Причем и та и другая сторона ни на грош не доверяют друг другу: Москва не верит не только Киеву, но и Брюсселю, Лондону и Вашингтону (и наоборот).

Все это делает очень вероятным начало переговорного процесса в 2025 году, но также оставляет возможным продолжение СВО прямо под аккомпанемент идущих переговоров. В конце концов, в 2022 так и происходило. И можно утверждать, что, вероятнее всего, позиции сторон смягчатся только в случае серьезных изменений ситуации на фронте.
А здесь нам придется вернуться в начало. События не развиваются линейно, и если осенью русское наступление набрало ход, то в будущем году оно может как застопориться, так и, наоборот, развернуться на полную мощь. Идеального баланса не бывает. И, вспоминая о Первой мировой, легко заметить, что после кампании 1917 года наступил 1918, когда союзники нарастили темп наступления, а глубокой осенью Германия сдалась, хотя формально еще имела многочисленные вооруженные силы и территорию под контролем.
У нее просто не было сил продолжать войну.
И в будущем году нам предстоит постараться, чтобы наши противники сломались таким же образом.