Начало сентября теперь навсегда – Беслан. С момента, когда первый террорист вошел во двор школы, ведется отсчет самой страшной трагедии в новейшей российской истории. Бывали войны и до этого, и после этого. Бывали катастрофы. Бывало все.

Такого не бывало.

Три дня на глазах всей страны террористы пытали детей и в итоге убили столько, сколько смогли. А смогли много. 333 погибших, из них 186 детей. И 10 офицеров «Альфы» и «Вымпела» (и еще двое сотрудников МЧС), которые остановили эту вакханалию, буквально завалив беду своими телами. И множество учителей, родителей, людей, оказавшихся в школе случайно, людей, находившихся там из чувства долга.

Но трагедия в Беслане стоит не только скорби и памяти, не только ненависти к тем, кто это сделал. Это и сопереживания людям, пережившим (и не пережившим) три кошмарных дня в сентябре.

Эта трагедия оставила очень много вопросов. Общество, на которое свалилось такое, вправе рассчитывать, что родная страна внятно поговорит с ним и объяснит некоторые вещи. Это очень неприятный разговор для всех. Его не хочется начинать.

И понятно, почему государство предпочло, по сути, не общаться с обществом по поводу бесланской трагедии вообще. Это было самое очевидное решение.

Это было самое глупое решение.

За 18 лет официальная позиция государства свелась к докладу парламентской комиссии, что дело чрезвычайно важное, но совершенно не закрывающее тему. Давайте честно: вчитываться в этот доклад будет минимальное количество людей. К тому же он и не на все вопросы отвечает. Кто же остался взаимодействовать с обществом?

За эти годы выяснилась простая истина. Если государство не хочет разговаривать на какие-то темы, это не означает, что о них никто не будет говорить. Это просто значит, что говорить будут с теми акцентами и интонациями, которые никому не понравятся. О Беслане говорили только как о трагедии, не пытаясь анализировать.

Ну и в результате аналитикой от сохи занялись либо эпатажные дилетанты, либо откровенные негодяи.

За эти годы вокруг Беслана сложилась целая самостоятельная мифология. Она, в общем, сводится к тому, что спецслужбы действовали заодно с террористами, главари боевиков, по крайней мере их часть, были агентами «федералов», штурм начался с выстрела из гранатомета/огнемета по школе, задачи спасать заложников никто не ставил, по детям стреляли из огнеметов, танков и боевых вертолетов, а значительная часть террористов ушла.

Эта чудовищная клюква и вампука в том или ином виде лезет из каждого утюга. Венцом всего стал фильм Юрия Дудя (признан в РФ иноагентом), который, Дудь-то, не то, чтобы сознательный лжец, для него просто терроризм на Кавказе – не дело жизни, он плавает в контексте и может только сидеть, хлопать глазами и кивать, когда ему вешают лапшу на уши.

Лапшу, кстати, вешают люди, которые как раз все о себе понимают, но для них накрутка мифологии вокруг Беслана – это вопрос их работы, их идеологии, всей их жизни. Тут полезно записывать ходы. Авторы версии о том, что первый взрыв в школе – дело рук спецназа, сначала утверждали, что роковой выстрел был сделан с борта вертолета. Но эта версия была просто-таки анекдотичной. И дальше перешли к более приземленным вариантам. В принципе, люди рассчитывали на то, что у аудитории память, как у рыбки, и не прогадали.

Но кто же виноват в том, что о нашей главной трагедии нам рассказывают такие удивительные персонажи? И можно ли винить обывателей, что они ведутся на убедительную для дилетанта, пускай и насквозь идиотскую, картину, которую им рисуют, черпая тезисы напрямую у Басаева? В общем-то нет.

Ошибок и провалов в случае с Бесланом было допущено безумное количество. Но эти ошибки свидетельствуют скорее о жуткой неэффективности нашей государственной машины по состоянию на 2004 год в целом, чем о сознательном вредительстве. Театр боевых действий толком не изолирован, и боевики ходят туда-сюда как по проспекту. Некоторые из террористов должны были быть задержаны еще за годы до 1 сентября 2004, но не были, потому что разыскные задания на них попросту не выполнялись, еще когда их искали за обычную уголовщину. Для выдвижения к Беслану использовались тропы, которыми пользуется обычный местный криминал, о которых так или иначе знали, но ничего с ними не делали. ФСБ, МВД и армия медленно и печально обменивались информацией. Агентура в рядах боевиков либо отсутствовала, либо не работала. Типового плана на случай массового захвата заложников не было вообще – и это при том, что в прошлом аналогичных захватов было аж три, не считая автобусов и самолетов. Это даже не ошибки, не проблемы, это «мы всегда так живем». Но признать эту беду и начать над ней работать оказалось для государства невыносимо.

В итоге то же самое государство в глазах массы людей само убило детей. Буквально из гранатометов и танков. Мы так не хотели сознаваться в халатности и говорить об этом, что дожили до обвинений в массовом сознательном детоубийстве. Обвинений, которые благосклонно слушают миллионы.

После Беслана та же ошибка была повторена много раз. К обществу относятся как к детям, с которыми нет смысла разговаривать, которым нет смысла объяснять государственную политику, нет смысла объяснять провалы, нет смысла объяснять вообще что-либо. Сейчас нам дико нужна национальная солидарность, и кирпичная стена между государством и обществом просто опасна.

Беслан должен был научить власти предержащих некоторым важным вещам.

Не научил.