От летнего наступления Украины многие — кто со страхом, кто со злорадством — ждали перелома в войне. Наступление подорвалось на противотанковых минах. От войны многие устали, и теперь и в России, и на Западе заговорили о заморозке конфликта. Казалось бы, это прекрасно — без всяких предварительных условий насилие останавливается, люди перестают умирать. Однако это опасная иллюзия. Пока конфликт не разрешен по существу, любая попытка перемирия ведет нас только к новой войне.

Идея заморозить вооруженный конфликт на Украине, прекратить стрельбу и найти какое-то политическое решение не новая. Как легко вспомнить, первая попытка разработать некое мирное решение была предпринята еще на рубеже августа и сентября 2014 года, после избиения украинской армии ополчением Донбасса и Вооруженными силами РФ. Минские соглашения содержали массу благих пожеланий по поводу будущего Донбасса, проект автономии и широкий набор всяческих мер для достижения мира.

Трудности, как легко, опять же, вспомнить, возникли стремительно. Начиная с того, что никто не собирался соблюдать соглашение о прекращении огня в реальной жизни. Ополченцы за время прекращения огня взяли Дебальцево и Донецкий аэропорт, а ВСУ в это же время убивали в Донбассе сотни людей — и военных, и гражданских.

При этом Киев никогда особо и не скрывал, что Минские соглашения рассматриваются как навязанные под дулом пистолета, и при первой же возможности пересмотреть их итоги силовым путем они это сделают.

Здесь показательна история попыток России продавить проект ввода на Донбасс международного миротворческого контингента. Россия настаивала на вполне логичном с точки зрения прекращения насилия варианте: миротворцы размещаются по линии разграничения. Петр Порошенко заявил, что миротворцев ООН необходимо развернуть именно на границе с Россией, и «голубые каски» интересуют его только в одном аспекте: возвращение территории повстанческих республик под контроль Украины. Ему вторил министр иностранных дел Украины Павел Климкин: «Нам совершенно не нужен тут замороженный конфликт, поскольку он нужен России по определению… размещение миротворцев только на линии соприкосновения — на самом деле просто создание нового рубежа».

Это поведение выглядит не слишком привлекательно в контексте борьбы за установление мира и прекращение насилия. Однако это поведение полностью укладывается в логику войны и мира, которая существует вне зависимости от наших чаяний, и которая подтверждается массой реальных примеров. Ключевая проблема «Минска»: перемирие не разрешало реальные противоречия того конфликта, который раздирал на части Украину и втягивал Россию и Запад.

Замороженных конфликтов по карте мира рассыпано изумительное количество. Путешественников по Кипру поражает обилие блокпостов, делящих небольшой остров на греческую и турецкую части. Индия и Пакистан по-прежнему разглядывают друг друга через границу, оглаживая ядерные дубины. Что такое 38-я параллель, слышали многие за пределами двух враждебных Корей. И за крайне редким исключением эти конфликты так и остаются замороженными, но не разрешенными. Карабах, отгремев в 90-е, снова взорвался в 2020. Палестина на нашей памяти никогда не была безопасным местом. К новостям о беспорядках в сербской части Косово все уже привыкли, хотя война там, казалось бы, давно закончилась.

В этом печальном ряду стоит Донбасс, где, несмотря на подписанные соглашения о прекращении огня, так никогда и не удавалось достичь реального замирения с 2014 года.

Почему так?

Военная и политическая теория, в принципе, дали нам ответ на этот вопрос. Эдвард Люттвак (советник президента Рейгана, политический консультант Госдепартамента и далее еще впечатляющий список регалий) — автор массы работ, посвященных политике и стратегии, и в частности монументального труда «Логика войны и мира». Люттвак, которого можно смело считать выразителем мнения американской элиты по этому вопросу, дает ряд тезисов, звучащих очень современно в контексте событий на Украине.

Попросту, война должна «вывоеваться», дойти до кульминации и естественного завершения, прежде чем она окажется по-настоящему законченной. Люттвак быстро и на конкретных примерах отметает предположение, что можно добиться мира просто прекращением огня. Зачастую войны длятся безумный срок именно потому, что размах боевых действий невелик, насилие «растекается по широкому пространству». Но никакая война не может с предельной интенсивностью вестись десять лет.

В итоге путь к реальному миру — это либо полная победа одной стороны, либо полное истощение обеих, либо ситуация, когда конфликт разрешается в результате тех изменений, которые война привнесла. Цели корректируются в ходе войны, когда амбиции и цена, которую стороны готовы платить, уравновешиваются.

Но, продолжает Люттвак, если прервать войну до того, как она дойдет до стадии «саморазрушения», то прочного мира просто не будет. Простое прекращение огня означает лишь перевооружение сторон перед новым столкновением, прекращение их немедленного истощения и подготовку следующего раунда. Люттвак приводит в пример Арабо-Израильскую войну 1948-1949 годов, но мы можем наблюдать примеры подобных войн у себя под боком. Южная Осетия, Карабах, Донбасс — горячие точки бывшего СССР изобилуют примерами такого отложенного второго раунда. Люттвак упоминает еще и очень поучительный для современной России конфликт в Югославии, когда навязанные перемирия позволили Хорватии собраться с силами и в итоге провести второй раунд, полностью изменив ход боевых действий в свою пользу. Говоря о Югославии, Люттвак осторожно формулирует:

Перемирия являются не шагом к миру, а шагом в пропасть, поскольку не заканчивают войну, а консервируют ее. Чаще всего международные инстанции навязывают их воюющим не потому, что такой шаг действительно останавливает войну, а потому, что телезрителям неприятно смотреть на результаты попадания снаряда в жилой дом.

Но, как поясняет нам светило американской политологии, подобных сцен в результате понимаемого таким образом человеколюбия становится только больше.

Война не заканчивается потому, что было подписано перемирие. Война заканчивается потому, что одна или обе стороны наглухо разбиты и не могут действовать дальше, а также потому, что конфликт оказался разрешен по существу. Наполеон отрекся от престола и уехал на остров Эльба. Белые сдаются или эмигрируют, красные консолидируют власть в своих руках. Карфаген разрушен, его жители убиты или проданы в рабство. В более сложном варианте: в Сальвадоре повстанцы легализуются и начинают бороться за места в парламенте и президентское кресло на выборах. Турция и Греция обмениваются населением, устанавливается граница, стороны расходятся по домам зализывать раны. Во всех случаях у сторон остались обиды. Неотомщенные погибшие товарищи. Вырезанные врагами деревни. Отеческие могилы, за которыми теперь некому ухаживать, потому что надписи на камнях ничего не значат на языке тех, кто живет там теперь. Но это цена, которую платят за реальное решение, а не времянку. Это цена за невозможность и нежелание продолжать войну.

Ты не можешь просто остановить едущий к вражеской столице танк. Чтобы война кончилась, он должен доехать или сгореть.

Проблема любой идеи заморозки текущего конфликта состоит в том, что она никак не снимает противоречий, из-за которых война началась. Проблема статуса России и ее будущего в современном мире не исчезнет. Западный консенсус состоит, в общем, в том, что ни статуса, ни будущего у России нет никакого, и надо просто заколотить все «окна в Европу». Но это «решение» состоит только в том, что Россия со всем ее потенциалом, скажем прямо, немаленьким, становится автоматически врагом любых начинаний Европы и США в мире. А это означает массу конфликтов от экономических до вооруженных в ближайшие десятилетия. Это не вопрос чьей-то доброй воли, это вопрос интересов: ты не можешь сказать соседу «исчезни», и тот исчезнет. Пока Россия не чувствует себя в безопасности, пока не определились ее отношения с окружающим миром, она будет делать вещи, которые окружающим могут радикально не понравиться. О нас кроме нас самих позаботиться некому, а список инструментов влияния на окружающий мир у нас не так уж велик, и «военная сила» идёт там чуть ли не первой в списке.

Статус и будущее Украины в этом случае также оказывается туманным. Остановка боевых действий без реального замирения означает возможность их возобновления в любой момент. И как показала практика, даже если ты обучишь и вооружишь Украину по западным стандартам, никто не гарантирует от того, что все это не кончится истреблением захисников и «заходом шахидов в Харьков». Не то чтоб Украина тут была главным субъектом диалога, но всё-таки уж как минимум части общества не должно быть плевать, что с ней будет. А будет с ней при заморозке конфликта дикое поле, в котором никто в здравом уме жить не захочет.

Наконец, если не решен, а только отложен вопрос о том, что будет с Украиной и Россией, совершенно неясно, что там дальше с Европой. И если Польше денег дадут, то Германия и Франция реально имеют собственные экономики, и для понимания их будущего им придется как-то определиться, что впереди, сколько тратить на оборону, где брать ресурсы для промышленности и т.д. и т.п. Если торговля с Россией запрещена, это не значит, что она не ведётся через вторые руки, и не значит, что мировой рынок, особенно энергоресурсов, не зависит от надежности поставок. Но когда у тебя мировая торговля зависит от каких-то временных решений, это чревато полетами «черных лебедей» через два дня целыми эскадрильями. Скажем, уровень желания и возможностей для ЕС и США контролировать исполнение собственных санкций — это величина переменная, динамическая, а это значит, что шок для мировой экономики можно обеспечить буквально росчерком пера в любой момент.

Понимают ли всё это политики России, Украины, Европы, США? Да, отлично понимают, просто по факту наличия разума, и априорного отсутствия клинических идиотов в высших эшелонах власти.

Но это означает, что заморозка конфликта вместо его решения — это всегда лишь пауза. После которой последует новое обострение.

Конфликт должен быть разрешен по существу, новой архитектурой мира, если кому-то удастся изощриться и найти реальное решение проблемы, либо военной победой, если не получится. Из-за этого стола придется встать с детальным и внятным решением.

Или как минимум одна из сторон не встанет из-за стола вообще.