Идея справедливости и возмездия нам массово и глубоко близка. В России неизменно с радостью встречают любую новость о каре, обрушившейся на голову заслужившего ее. Нам довольно массово симпатична идея, что враги Родины, казнокрады и предатели, педофилы и террористы должны быть без лишних церемоний уложены принимать земляные ванны. Если нужно, чрезвычайными мерами. Зло – это зло, большее, меньшее, оно должно быть наказано, и пусть мужи благородные совершат выбраковку. Крючкотворы и продажные лгуны, адвокатишки – только дрянь на пути справедливости.

Это все по-человечески очень понятно.

Это все – путь в пустоту.

Почему, собственно, возникла та сложная и, с точки зрения простого человека, даже довольно вычурная схема с состязательными процессами, высокой ролью адвоката, максимальной формализацией процесса и максимально четкими и конкретными законодательными формулировками?

Дело, как ни банально прозвучит, в человеческой природе. Рыцари-бессребреники в природе существуют. Но при попытке создать систему, которая будет на длинной дистанции карать негодяев, а не-негодяев отпускать с извинениями и компенсациями, мы неизменно обнаружим, что рыцарей на нее не хватает, а работают в следствии и судах те же люди, что и везде: то есть вперемешку профессионалы и болваны, паладины и коррупционеры.

Соответственно, что гражданское, что уголовное, что любое процессуальное законодательство должно содержать мощнейшую защиту от дурака и негодяя, потому что дурак, несомненно, провалится, а негодяй любую дыру в правилах непременно использует. Судья, лепящий неправосудный приговор, не только ломает жизнь человеку, но и подрывает авторитет государства, уничтожает саму идею порядка в державе. И, стало быть, дыр должно быть как можно меньше, а сама процедура проработана как можно более тщательно. Вам нравится идея без суда и следствия проломить голову негодяю? Окей, а откуда вы знаете, что он негодяй? «Это очевидно», а кому? Потому что так сказали? Ситуации, когда прекрасный человек с безупречной репутацией оказывается форменным негодяем и распиливает свою жену на кухне, а потом очень убедительно горюет под камеры, к сожалению, совершенно жизненны. Как и случаи, когда на человеке пробу ставить негде, но вот этих конкретных ужасов он не совершал, он другие ужасы совершал. Более того, в реальной жизни полно этически неоднозначных ситуаций: от преступной небрежности и аффекта до ситуации, когда с точки зрения преступника он вообще ничего дурного не делал. Вот за этим и нужен суд: записать все ходы, разобраться в деталях.

В мире бывают ситуации, когда государства вводят всяческие упрощенные процедуры судопроизводства или вовсе обходятся без судов. «Тройки», полевые суды Столыпина времен революции 1905 года и т.д. Проблема в том, что если переносить нормы чрезвычайных ситуаций на обычную жизнь, ничего хорошего из этого не выйдет, и никакой реальной борьбы с преступностью, коррупцией и прочим не получится, а выйдет только борьба следователей за показатели. Что такое «срубить палку» в масштабах всей страны, нам показывает пресловутый 1937-й год. Его часто поминают абстрактно: кого-то там репрессировали за что-то там. А на практике это выглядело как 110 тысяч смертных приговоров за шпионаж в пользу Польши. Я не шучу и не утрирую, сумма смертных приговоров конкретно по «польской операции» дала именно буквально такой результат. Многие мечтают покарать зло кувалдой по башке, но неизбежный результат такого подхода – это расширение радиуса действия кувалды. Сначала на неоднозначные ситуации, а там уж и на те, где все однозначно, просто следователю нужно бороться за повышение показателей.

Процедуры – это не ярко, процедуры – это скучно.

Но любая процедура лучше, чем никакой. Если вершить правосудие железной рукой, она рано или поздно отобьет печень всей стране.

Так что, какой бы ни был враг народа, отдавать его придется под суд.