В результате до 24 февраля отношения России и западного мира выглядели очень странно, просто-таки противоестественно. Оный западный мир очень хотел бы предъявить что-нибудь глобальное, но на практике страшный русский заговор выглядел на удивление похожим на россказни о масонах и захвативших мир юдорептилоидах. При попытке покопаться в сути обвинений в адрес России оказывалось, что они касаются или исторических вопросов, или анонсов ужасов будущего, или каких-то совсем туманных эпизодов, противных здравому смыслу. К тому же, борцы против нашего мирового зла выглядели как-то уж слишком чудовищно: когда во время штурма Алеппо немецкая пресса публиковала материалы в духе «Исламисты – последняя надежда Сирии», это смотрелось, мягко говоря, двусмысленно. Да и кавказские террористы не очень подходили под образ сил добра.
В сущности, русофобия как мировое явление – уже существовала, влияла на политическую повестку, но сводилась, если очистить от шелухи и болтовни к тезису «Ну, не нравишься ты нам».
Война на Украине, наконец, позволила создать опорную плиту под всей этой идеологией ненависти. Собственно, такая слаженная реакция, она была вызвана именно тем, что мир наконец выдохнул, и смог высказать все, что о нас думает, и выкатить счета сразу за все. Нас сейчас не за Украину «канселят». Нас за все подряд канселят. И важный момент состоит в том, что сейчас мы реально будем на все обозримое будущее виноваты во всем. Если Россия прямо сейчас положит оружие и уйдет с Украины, из Донбасса, из Крыма – мы окажемся должны Молдавии за Приднестровье, Прибалтике за многолетнее угнетение, армянам за Арцах, азербайджанцам за Карабах, исламскому миру за прах Ичкерии; Японии – за острова, Польше – за век ее отсутствия на карте мира, Венгрии – за 56-й год, Чехословакии – за 68-й, Швеции – за Петра и Франции – за Наполеона. А собственным резчикам – за то, что те, бедняги, кровью забрызгались, пока резали.