Пропасть между Россией и Западом никогда не зарастала совсем. Можно было выступать с благими пожеланиями о Европе от Лиссабона до Владивостока (помните такие?), публично жать на символизирующую обновление кнопку «Перезагрузка» (там, правда, было написано «Peregruzka»), это не меняло фундаментальных проблем в отношениях. Можно подходить к этому факту с какой угодно стороны – объяснять, что это мы варвары, не можем принять правильную западную повестку или напротив, они не в состоянии оценить нашу верность традиционным ценностям. Это все чрезвычайно интересно, но с практической точки зрения бессмысленно: значение имеет тот факт, что между нами действительно есть барьеры. Причем мировоззрение – только часть проблемы; исторические вопросы тоже никто не сбрасывал со счетов; непониманию между Россией и Европой даже не первый век. Нынешняя рана, нанесенная военными действиями на Украине, в исторической перспективе не самая глубокая, но она нанесена прямо сейчас и продолжает расширяться.

Словом, взаимной любви у нас с Западом в обозримой перспективе не будет, это точно, это ясно.

Но.

Наше трагическое отчуждение от Европы не может и не должно означать отказ от всех практик, принятых там. В первую очередь, от вопроса о свободе в широком смысле.

Россия – исторически страна довольно государственническая, тяготеющая к жестким решениям и принуждению. Это работало в ситуациях, когда нужно было быстро отмобилизоваться, чтобы отбить какую-то серьезную угрозу в моменте. Но штука в том, что в нынешнем полузакрытом режиме нам предстоит существовать, похоже, долго. А на длинной дистанции чистое принуждение, закрытость, философия «Я начальник, ты дурак» – работает плохо. А хорошо работает вовлечение людей в общее дело, что требует возможностей для инициативы, возможностей делать что-то на свой риск с хорошей отдачей в случае успеха.

Россия воюет сейчас не против Украины, в первую очередь, и не против Европы, и не против США. Россия воюет за себя. И всяк, кто хочет заниматься в России чем-то полезным для нее, должен иметь к тому как можно больше возможностей.

К теме западных ценностей мы прискорбно часто подходим не с того конца. Если почитать «патриотический интернет», то возникает ощущение, что главная проблема современности, главный ценностный разлом – это противостояние между сторонниками и противниками свободной однополой любви. Рассказать об этом условным инопланетянам – никто не поверит.

Но свобода – это не вопрос о гомосексуализме и тридцати четырех с половиною гендерах, на котором, кажется, наши патриоты и защитники духовности помешаны сильнее, чем сами западные люди. Это вопрос о налогах. О качестве работы судов. О свободе предпринимательства, о свободе собраний и мысли.

Ну вот, элементарно, такое явление как общественная правозащита. Она нам нужна? Если мы вспомним, например, какие решения регулярно принимаются в наших судах, и как регулярно действует наша полиция, то такого вопроса, кажется, и встать не может. Да, самые известные наши правозащитники сделали само это слово почти одиозным. Но если хороший инструмент когда-то использовали не по назначению, это не значит, что его нельзя приспособить ни для чего полезного. Однако же у нас оказывается на повестке дня вопрос о том, не простирает ли через эти НКО совиные крыла коварный госдеп.

Госдеп ведь, что характерно, действительно существует и крыла простирать пытается. Но у нас в крайних проявлениях этого хунвейбинского дискурса оказывается, что про пытки в полиции говорить вообще нельзя, потому что госдеп не дремлет. Хотя, где пытки, и где госдеп. В результате начинает отвергаться автоматически множество объективно полезных вещей, вплоть до свободы предпринимательства, потому что они исходят от коварного запада, а раз от запада, значит, вредно.

Кстати, то же касается и политических свобод. Понятно, что в 90-е нас с демократией постиг фальстарт. Общество, привыкшее жить в очень жестко управляемом государстве, где единая идеология и система управления пронизала собой все, вдруг упало в настоящую анархию, пропустив все промежуточные стадии. Однако нонеча не то, что давеча – мы представляем себе, как работают выборы, как функционирует современная экономика, что такое партии. Причем у общества есть массовый запрос не столько на то, чтобы ломать весь порядок, а на то, чтобы в рамках существующего порядка решать свои локальные вопросы. Иметь самостоятельные развитые муниципалитеты может быть важнее, чем сильных губернаторов. Народовластие вот с этого и начинается: никто не управится с проблемами маленького сообщества лучше, чем само сообщество. Именно с этого реальная демократия и начинается – сначала наш огород, затем наша область, а там и наша страна.

Здесь мы, кстати, не первые, все уже украдено до нас. Есть рабочий подход к патриотизму и отношениям с западом. Пример его нам дает Япония второй половины не ХХ, а XIX века. Что с ними случилось? Они столкнулись с ситуацией, когда их старый добрый уклад оказался необратимо разбит броненосцами. Что они должны были делать? Окуклиться и поверить своим мракобесам? Но это привело бы к тому, что белые обезьяны привели бы еще одну эскадру. Броситься в объятия к колонизаторам? Но колонизаторы пришли не устраивать Японии процветание, а пользовать ее по своей колонизаторской надобности. Итак, они отстали от белых обезьян на века и должны пробежать этот путь быстро. Надо научиться играть в те же самые игры, что они, по тем же правилам, что они, но лучше, чем они. Самостью не поступаться, но учиться, учиться и учиться. Что в результате? В результате даже сейчас Япония – одно из самых закрытых обществ в мире, но это безусловно успешное общество. С кучей уникальных черт, но это передовое государство.

Гайки нельзя закручивать бесконечно, и перед нами стоит огромная задача – раскрутить их так, чтобы каждый в стране мог спокойно участвовать в ее жизни, воспринимать Родину как свой дом, а не как свою казарму – и в то же время не сорвать резьбу.

И возвращаясь к теме отчуждения России от западного мира, необходимо понимать одну вещь. Инструменты, которыми пользовался и пользуется западный мир, нам нужны не для того, чтобы хорошо выглядеть на каких-то гипотетических смотринах. Свобода слова и прессы, хорошо работающие суды, сильный бизнес, уверенный в завтрашнем дне – это все нужно нам. Не для того, чтобы порадовались американцы. Не для того, чтобы Россию приподняли в каком-нибудь не нужном никому рейтинге. Это нужно нам, потому что это работает. При этом вопрос о сбоях в работе этих механизмов на самом Западе интересен только в разрезе того, как бы нам этого избежать. Они сами могут искренне разделять свои либеральные убеждения, могут лицемерить на этот счет; главное, чтобы не лицемерили мы сами перед собой. Те самые права человека – это не то, что необходимо десятку козлобородых интеллигентов из перестроечного «Огонька», это персонально каждому требуется, чтобы его дело и тело было под защитой. Стоит отойти от глубоко порочного спора, условно, «В Париже демократия, там не могут мухлевать на выборах!» против «Они мухлюют на выборах, значит, это все ширма, а нам вообще стоит от них отказаться!».

Сами «учителя» могут хоть гражданскую войну у себя затеять, не для них надо стараться. Петр I выстроил по европейским лекалам дерзкое, сильное государство, защищавшее свои интересы – в том числе и от собственных «учителей». Петр построил армию как в Швеции, и ею разгромил армию Швеции. Потому что он создавал Преображенский полк, линейный флот на Балтике, строил европейскую столицу среди болот и заводил торговлю со всей Европой не для рейтингов.

А для себя.