Слово «русский» вне исторического контекста звучит почти на грани фола. Царь Иван Грозный еще может быть русским, этническая кухня – тоже, но вот применимо к актуальным событиям практически в 100% случаев прилагается эпитет «российский». Российский ученый, российский солдат, современная российская культура. До 1991 года в нашей стране десятилетиями пытались создать новую историческую общность – советский народ. В 1991 году оказалось, что его просто не существует, он исчез сразу же, как только исчезло питавшее этот концепт государство. После 1991 года менее жесткими методами старались выковать народ российский. В результате русскость стала просто-таки неполиткорректной, быть именно русским в публичном пространстве – это уже акт контркультуры. В нашей же Конституции мы вежливо поименованы «государствообразующими». Конечно, радует, что быть русским – это непопсово. И все же упорная сосредоточенность именно на российской идентичности играет с нами всеми злую шутку.

Для начала чехарда именований создает море трудностей в историческом контексте. Российская империя была русским государством, здесь все согласны. Однако дальше идет семидесятилетний советский период, и здесь все начинают буксовать. СССР – это Россия? Анти-Россия? Что-то совершенно уникальное? А нынешняя Российская Федерация – кому она наследует? Что она – что мы – такое вообще?

Как и множество сложнейших вопросов, этот имеет простой, четкий ответ.

Россия – государство русского народа. Да, с нами вместе шли и идут многие, но есть только один народ, без которого России нет в принципе. Так вот, Россия – государство русского народа, а все, что поверх – это просто формы его организации на конкретном этапе.

Советский период нам нужен и интересен настолько, насколько Советский Союз все-таки был Россией, насколько он был государством русского народа. То же касается Российской империи. И то же самое касается нашей РФ. Конкретный режим – это форма, политические одежды, если угодно. Не меньше, но и не больше. Косуха может смениться костюмом-тройкой, одежды могут быть удобными или нет, спасать от непогоды, или наоборот, мешать жить, но главное то, что внутри этих одежд. А это мы, наш народ. Как для француза Франция – это и монархия Бурбонов, и диктатура Бонапарта, и республика; как для китайца Китай – это и древние Сражающиеся царства, и спаянная воедино держава Мао и Дэн Сяопина. Казаки эпохи первых Романовых, разночинцы петербургской империи, пехота, штурмующая Рейхстаг и нынешние мы – это люди разных эпох, но одного народа и одной страны. Изменяясь, мы сохраняем главное.

Мы русские, и это дает нам опору в истории.

Но зачем делать упор именно на русских? Если отбросить химеры и исходить из той реальности, какая есть, то принятие себя такими, какие мы есть, облегчает нам очень многие вещи и внутри России, и вовне.

Чистый «гражданский национализм» – внимание в первую очередь к паспорту, гражданству имеет очевидные слабые стороны, когда мы пытаемся определить границы той общности, которую называем «мы». Разумеется, не надо думать, будто паспорт неважен. Государственные границы действительно обособляют: разные законы, различающиеся политические фигуры, разная повестка – это реально, это серьезно. Пара десятилетий такой жизни – и люди по разные стороны границы начинают воспринимать друг друга как нечто отдельное, хотя пусть и близкое.

Но попытка сводить нацию к государственным границам, очевидно, не учитывает некоторые обстоятельства.

Здравый смысл – штука, которую не формализуешь, и все же без него никуда. А ему, очевидно, противоречит картина мира, в рамках которой Арби Бараев – наш дорогой соотечественник, а Максим Фомин – полностью чуждый нам иноземец, потому что при разделе некогда общей страны по административным границам Алхан-Кала попала в пределы России, а Макеевка не попала.

Русский мир, как ни относись к политической концепции, вполне реален и существует. Украина и западные страны проявили (и проявляют) удивительные навыки интеллектуального кунг-фу просто чтобы не видеть существования Луганска и Донецка отдельно от зловещих планов Кремля, но сами республики от этого не перестают быть реальными. Это слепое пятно в восприятии мира западнее линии фронта выглядит иногда почти комично. Скажем, в СНБО Украины в принципе констатировали, что операция «вежливых людей» в Крыму стала возможной благодаря массовой поддержке населением России. Чего за этим не последовало – это простецкой мысли: вдруг это население имеет какое-то название, а то и, страшно сказать, субъектность. Отсюда же поразительные концепции, в рамках которых войну в Донбассе организует лично Игорь Стрелков с отрядом из 50 человек. Попробуйте прислать 50 человек из России с автоматами в Познань или Секешфехервар и посмотреть, появится ли там ополчение – появятся там разве что полицейские и санитары из психиатрической больницы. Но если на секунду вспомнить, что в Донбассе живут некие люди, не считающие себя украинцами, можно дойти до крамольной мысли, что у них есть интересы и даже имя, и вообще вся история восстания в Донбассе вдруг заиграет новыми красками. И это касается не только Украины. Кто такие, например, приднестровцы? Это национальность? Вроде бы нет. Это языковая общность? Ну, вроде ближе, но ведь проблема Приднестровья не исчерпывается языковым вопросом. Да, языковой вопрос был существенной проблемой при начале восстания в регионе, но это что же, кровь и сотни погибших были просто ради языковой автономии? А вот если вспомнить, что там живут люди какого-то народа, у них есть – о, сюрприз и чудо – самоидентификация и Родина, то многие вещи получают объяснение. Да, да, те самые, начинается на «р», заканчивается на «е».

«Ну, это же и так понятно» – непонятно. Пока мы прикрываем фиговыми листочками собственную нацию так, будто это некий стыд, мы даже перед собой будем выглядеть какими-то маньяками, мечущимися в поисках непонятно чего.

Противники-то наши многочисленные, кстати, четко знают, чью плоть намерены спускать с костей. Ни покойный Джохар Дудаев, ни живой Петр Порошенко никогда не забывали, что борются именно с русскими, и можете быть уверены, когда будут решать, кого поразить в правах, ассимилировать, чей язык запрещать – это все прекрасно понимают. И коллективная вина за все на свете должна пасть на голову не узбеков и рутулов.

Мы русские – и это дает и нам, и миру понимание, что и зачем мы делаем на мировой арене.

Ну, а зачем нам подчеркивать свою общность внутри России? Вот что подумают, например, нганасаны, если мы будем подчеркивать интересы русских? Мы же так только расколем общество или нет?

Или нет. Вовсе не требуется противопоставлять русских всем народам России. Можно для начала вспомнить, что сотни лет наша Родина как-то уживалась с русскими по фамилии Багратион и по фамилии Врангель. В действительности бегать с черепомеркой и пытаться выписывать друг друга из русских за происхождение, как и кривить лицо и пытаться выписывать друг друга из русских за «неправильные» взгляды – это одинаково нелепые ошибки. В действительности мы нация с очень невысоким порогом вхождения. Если для тебя язык по умолчанию русский, и ты сам себя из русских не выписываешь, то ты русский и есть. «А вот мой дедушка еврей!» – ну хорошо, дедушка, ты сам-то кем себя считаешь? «А что, если русским на таком основании назовет себя негр?» – ну, назовет, и что? Люди – существа непредсказуемые, они всегда сумеют выкинуть такой фокус, которого мы не предусмотрели. Здесь ведь нет вопроса о создании какого-то формального паспорта русского, только о создании рабочей модели для больших масс людей. А большие массы людей в целом как раз по такому принципу своих и выделяют: говорит по-русски и не отказывается считаться русским – русский. Корни существуют, но не являются проблемой, и отказываться от них тоже не требуется. Русский художник Исаак Левитан, русский солдат Юнус-Бек Евкуров – это нормально звучит, и если вам такое сочетание кажется абсурдным, это уже персональные проблемы с восприятием мира. Это, кстати, раньше прекрасно понимали. Даже в Советском Союзе, государстве предельно идеологизированном и идеократическом, не забывали, кто именно сплотил союз нерушимый. Там это было вынесено прямо в гимн. Но главное – Россия должна впитывать всех, объединять; наша принадлежность русской цивилизации – это наше преимущество, а не борозда, которую надо прорыть между русскими и теми, кто связал себя с Россией, но не готов отказываться от каких-то собственных корней.

«А что делать тем, кто хочет сохранить свою идентичность внутри России?» – а зачем что-то специально делать? Просто не надо противопоставлять себя другим; не пытайся распилить страну, не проявляй враждебности к ее народу, и никто слова дурного не скажет. Это очень, очень простой набор требований, вытекающий даже не из национальных чувств, а просто из общих правил общежития. Другое дело, что мы как-то привыкли, что ноги в России можно класть на стол и проклинать соотечественников публично и печатно. Это дурная привычка, и, как от любой дурной привычки, отучаться от нее может быть неприятно, но отучаться надо.

Важно понимать, что русские для России – цель, а не средство. Суббота для человека, а не человек для субботы; благо наших соотечественников – это высшая ценность, и если она идет вразрез с идеями какой-то идеологии и религии, им – лучше подвинуться. Наше благо – наша национальная идея. Сохранять себя, жить дольше, богаче, счастливее и просвещеннее. Это банально, но истина не обязана быть вычурной. Если вы это читаете, вы и есть наша национальная идея.

Все это, кстати, подразумевает желательность все-таки относиться друг к другу по умолчанию благожелательно. Кроме нас у нас толком никого нет. Любой союзник всегда будет блюсти свою выгоду, а дремучего шовинизма и предвзятости по национальному признаку по отношению к нам никто не отменял. В таком разе благожелательность друг к другу, поддержка и помощь, солидарность в широком смысле – наш главный козырь.

Мы русские, и это дает нам смысл, понимание, зачем мы живем. Ради друг друга. Ради того, чтобы наша общность процветала, сохраняла свою самость и, держась друг за друга, карабкалась к лучшему будущему. Толпа еще не фаланга, но фалангу не остановить.

Мы русские. Не все из нас россияне, и не каждому понравится так называться. Мы отличаемся политическими взглядами, религией и жизненной философией. Но все-таки мы спаяны воедино. Мы связаны языком и общностью судьбы. Мы узнаем друг друга в любой толпе. Мы – единый народ; в Москве, в Хабаровске, в Горловке, в Тирасполе. Мы создали эту страну и ее судьба – наша судьба.

Отдайте нам наше имя.