Однако попытка нарастить запасы снарядов столкнулась с серьёзными объективными проблемами. Дело в том, что снаряды требовалось не только выпустить в большем количестве, чем ранее, но еще и регулярно обновлять запасы — 10 лет хранения делали снаряд непригодным. Расходовать их на практические стрельбы было напрашивающимся решением, но, опять же, это не снимало необходимости их производить в большом количестве, а это, соответственно, означало расходы.
При этом, по крайней мере, последние 3-4 года, перед гекатомбой 1914 господствовало убеждение, что большая европейская война точно будет в ближайшие годы, но точно окажется короткой. Полгода — и по домам. Эта убеждённость вела в итоге к тому, что по замкнутому кругу «это надо бы, но это дорого» страна и армия ходили до самой войны. Эта проблема усугублялась слабым контролем за расходованием выделявшихся средств, так что к началу войны наращивание выпуска снарядов шло ни шатко, ни валко.
В ходе войны все эти организационные и технические недостатки обнажились и предстали в самом непристойном виде. В течение нескольких месяцев после начала вооруженного конфликта начался кризис в снабжении боеприпасами, а ведь расход снарядов только рос! Строго говоря, снарядные ящики показали дно прямо в конце лета 1914 года. Нехватка боеприпасов стала рефреном в переписке между высшими военными чинами страны уже в ходе первой кампании, во время катастрофы в Восточной Пруссии, «качелей» в Польше и победоносного наступления в Галиции. В сентябре тон телеграмм уже выглядел едва ли не панически: недостаток боеприпасов «грозит катастрофой».
Реальные нормы расхода снарядов русской артиллерией стали понятны осенью, но промышленность не успевала за фронтом. Ситуацию могло спасти экстренное развертывание производства боеприпасов. Однако для того, чтобы не допустить катастрофы, это следовало делать до того, как войска на фронте начали задыхаться, а не после. Фактически лаг между осознанием проблемы и экстренными мерами по наращиванию выпуска снарядов оказался таким, что за это время немцы и австрийцы обрушили на русских целый каскад наступлений, отнявших все успехи 1914 года. Легкая артиллерия в конце 1914 получала только около четверти реально необходимых снарядов.
В чем оказалась беда? Именно в том, что необходимые меры были приняты запоздало и нерешительно. Для начала под огнем критики министра Владимира Сухомлинова оказались как раз военные, якобы слишком много стреляющие. Военное министерство и лично министр фактически пытались принять не те решения, которые устранили бы проблемы фронта, а те, которые экономили бы их собственные усилия.
Трудно отказаться от цитаты из классического труда Николая Головина «Военные усилия России в Мировой войне»:
«Переписка генерала Сухомлинова с начальником Штаба Верховного главнокомандующего генералом Янушкевичем показывает, насколько переживаемый в армии кризис мало отражался на самочувствии военного министра. Интриги в высшем бюрократическом мире, личные счеты с неугодными лицами, благотворительная деятельность его супруги занимают несравненно большее место, чем ответы на просьбы о помощи армии, изложенные в письмах начальника Штаба Верховного главнокомандующего».
Сухомлинов упорно пытался принимать во внимание лишь наиболее оптимистичные доклады, игнорируя реальность. Более того, столь же оптимистичные ответы давались представителям английского и французского правительств и военного командования. Из-за этого даже заказами за границей решить проблему не удавалось. К сожалению, оптимизм военного министра был не слишком пригоден для использования в качестве боеприпасов.
При этом в производстве снарядов царил хаос. В реальности к началу войны даже Генеральному штабу не было в точности ясно, каким темпом снаряды могут производиться на имеющейся индустриальной базе. Предполагалось, что в основном боевые действия будут вестись за счет снарядов, заготовленных в мирное время. Однако реальность застала всех врасплох.