Может показаться удивительным, но в Советской России 1930–1950-х существовала не только духовная жизнь, но и христианское искусство.

В некоторых случаях этот дух срывался в мистицизм, в иных, напротив, обретал строгие и ясные философские и культурологические основания, но так или иначе советские художники, писатели и поэты, композиторы и музыканты того периода были прямыми наследниками православной империи.

Парадоксально, но в России нынешней, где попытки создать новую идеологию ощутимо поворачивают к церковной традиции, подобных поисков и открытий практически не наблюдается. Художник Дмитрий Хворостов, куратор выставки «Музей духовного авангарда. Религиозные поиски творческой интеллигенции в СССР 1930-х — 50-х гг.» объяснил, почему так происходит и как воспитать христианскую творческую среду.

— Дмитрий, герои, которые представлены на выставке, наследуют от Российской империи христианское искусство. Они знали те коды, те правила христианской живописи или церковной архитектуры, которая отображается в их творчестве. Что у нас с этим происходит сейчас? Есть ли у нас подобная христианская интеллигенция в искусстве и кому она наследует?

— В нашем проекте, когда мы говорим о Пастернаке, о Юдиной, о Спасском, о Фаворском, то мы хотим подчеркнуть, что искусство, которое они создавали, не разродилось последователями. А если и были последователи и ученики, то трансляция проходила в искажённом, фрагментарном виде. Ученики не совершили прорывов, они не унаследовали дух авангардизма и радикальности. Либо же они свернули совсем в иные миры и занялись чем-то совершенно иным.

Например, Владимир Ковенацкий, ученик Владимира Фаворского, — замечательный гравёр, художник. Но это вообще другое. Занимательное, подчас гениальное, но совершенно иное.

Мы могли бы сказать, что из христианского искусства первой половины XX века выросла, например, «Малая Грузинка» (сообщество художников-авангардистов на базе Горкома графиков на Малой Грузинской, 28. — Прим. ред.), конкретнее — так называемое духовное искусство 70-х годов. Но в таком случае мы обречены смотреть на начало века из 70-х годов, с позиций тех, кто как будто наследовал нашим героям. Я считаю, что это — ошибочный путь, который только удаляет нас от понимания специфики творчества героев нашей выставки.

Мы сознательно хотим это исключить, чтобы сделать, как сейчас модно говорить, метамодернистическое предложение: грубо говоря, становитесь учениками Евгения Спасского или Марии Юдиной сейчас, обращайтесь к ним без посредников как к своим учителям.

Советский Союз в своей всеобъемлющей тупости похоронил эту тонкую культуру, которую мы называем в литературе Серебряным веком. Она рассредоточилась и не дала никаких всходов. После войны, конечно, вытащили из вороха прелых листьев Ахматову, Цветаеву. Но это уже были другие фигуры. Их пересобрали, изъяли всё самое содержательное и оставили этакие «чушки». И эти «чушки» в советской послевоенной культуре, как в кукольном театре, что-то такое разыгрывали перед моргающими, ничего не понимающими массами. Свет, который исходил от этих людей, от их искусства, в лучшем случае доходил в сильно искажённом, сильно изувеченном виде или блуждал по душным просторам советской послевоенной культуры, как слабый ветерок, никем не замечаемый.

Можно привести яркий пример — поэт Андрей Вознесенский, у которого есть христианские образы в поэзии, но они могут показаться странными настолько, что у некоторых комментаторов назвать Вознесенского христианином язык не поворачивается. Это особенность эпохи, это следствие тяжелейшей травмы, имя которой — материализм и воинствующий атеизм. Это не то, что хотелось бы видеть в новом христианском искусстве, на самом деле.

Что касается современного российского искусства, то оно по-прежнему заражено философией современного искусства. Оно заражено… современностью.

Современность, как известно, очень модный бульварный концепт. Это такой мельтешащий перед глазами мусор, неотсортированный и доставшийся нам от предыдущих эпох. Я, кстати, считаю, что современность — это мусор, и из будущего тоже в нашу сторону летит.

Современное _как_бы_религиозное_ искусство, современное искусство, которое хочет быть духовным, по-прежнему ещё содержит метастазы «совриска». Оно не способно их по-настоящему преодолеть — и как будто бы даже и не хочет. Меня оно пока никак не удовлетворяет. Для меня по-настоящему сильным потрясением стало знакомство с работами Евгения Спасского. За последние два года я ничего более убедительного и серьёзного на территории живописи не видел.

А то, что это искусство было сделано 50–100 лет назад, вообще не имеет ровным счётом никакого значения. Оно по-прежнему работает, по-прежнему существует как вопрос, обращённый к зрителю, по-прежнему этот вопрос актуален. Спасский работает крайне ответственно и глубоко, поэтому его живопись не устаревает. Она не может устареть.

— Что бы вы посоветовали современному творцу — художнику, композитору, писателю, поэту, — для того, чтобы создавать настоящий христианский авангард? Почему-то все, кто пытается религиозное искусство воспроизводить или творить заново, исходят из постмодернистского подхода, когда там есть какая-то издёвка, какая-то плакатность, попытка обратить всё в шутку.

— Для начала необходимо освободиться от массовой, медийной, сетевой системы дистрибуции, системы пиара, глобальной системы обращения и потребления образов и концептов.

Потребление ускоряется и достигает пиковых скоростей. Супербыстрая коммуникация, молниеносные циклы стимулов-реакций, ускоренное до предела взаимодействие между образом и зрителем — в этой ситуации художнику приходится соревноваться или, скорее, подстраиваться под этот ритм. И это, на мой взгляд, портит, уничтожает и вообще ставит крест на любых попытках сделать что-то осмысленное, умное и глубокое.

В результате мы сталкиваемся с _грубым_в_лоб_ коллажированием христианского визуального словаря и словаря современности. Кричащие плакатизмы, грубоватые постмодернизмы, в лучшем случае безобидные мусорные трюизмы — вот к чему ведёт заигрывание с современным искусством.

Но чтобы делать настоящее искусство, от этого надо просто отказаться. Надо работать долго. Например, поставьте перед собой задачу — писать картину год. Чтобы что? Чтобы избавиться от «здесь и сейчас», чтобы отклеиться от современности, как муха от липкой бумаги. Тогда ваша работа может стать слепком внушительных жизненных и психических инвестиций.

Чем больше вложите усилий, буквально — физических, чем дольше вы пишете работу, чем более сложную вы себе ставите задачу — даже просто на уровне техники, тем она лучше. Ну и вообще, конечно, необходимо учиться у мастеров прошлого и у мастеров будущего!

Автор: Анастасия Самоварова