Избрание Владимира Путина президентом России сразу было ознаменовано очень серьезным вызовом. На окраине страны снова актуализировалась старая угроза – проблемы на Северном Кавказе.

В 1996 году после президентских выборов, обеспечивших Борису Ельцину еще несколько лет в президентском кресле, а кроме того, ряда неудач на поле боя российская администрация пошла на мирные переговоры с лидерами чеченских боевиков. Российские войска покидали Чечню, вопрос об определении ее статуса откладывался.

Для России это выглядело (и было) как унизительное поражение. Ельцинская администрация пошла скорее естественным, чем разумным путем. А главное – ни одна проблема, связанная с Чечней, не решилась благодаря ее заметанию под коврик.

Прекращение активных боевых действий мира не принесло. Попытку двинуться в этом направлении все же предприняли. В 1997 году в Чечне прошли выборы. Их выиграл Аслан Масхадов. Некогда начальник штаба Дудаева, этот человек имел за плечами опыт длительной службы в Советской армии, и в большей степени, чем любой другой полевой командир, соответствовал понятию политика в европейском понимании. На фоне пандемониума из персонажей вроде террориста Шамиля Басаева, исламиста Хаттаба и работорговца и садиста Арби Бараева он выглядел наиболее вменяемым и умеренным. Основная масса чеченцев устала от войны, и люди проголосовали за человека, который, как им казалось, может принести мир.

Однако фактически у Масхадова, вне зависимости от его реальных намерений, не было возможности воплотить их в жизнь. Реальная власть по-прежнему принадлежала полевым командирам, причем избранный президент республики даже не был наиболее сильным и влиятельным среди них.

Зато Чечня была наводнена иностранными боевиками и проповедниками. Республика сделалась объектом внимания международных террористических организаций. Первые представители «Аль-Каиды» и «Братьев-мусульман» (обе организации признаны в России террористическими и запрещены) появились в республике еще в конце первой войны, но теперь их число и роль резко выросли. Эти люди прибыли с деньгами от радикально настроенных миллионеров из стран Персидского залива – чаще всего Саудовской Аравии (к таким, например, относился представитель «Аль-Каиды» Абу Умар ас-Сейф), но были и, к примеру, египтяне и иорданцы. В некоторых случаях сами новоприбывшие были небедными людьми – например, иорданец чеченского происхождения Али Фатхи аш-Шишани. Благо, в нищей Чечне требовалось не так уж много денег, чтобы набрать боевую дружину. Средства жертвовались богатыми фанатиками, а прокачивались через сеть «благотворительных» фондов, таких как пресловутый «Эль-Харамейн» (признан террористической организацией в ряде стран, включая Россию). Общая задача состояла в том, чтобы продолжить экспансию, выбить Россию из Дагестана, Ингушетии, других мусульманских республик и далее, при удаче – до широты Волгограда.

В обиходе этих людей часто называли ваххабитами (или даже «ваххабистами») – это полностью неточное название; не абсолютно корректным, но допустимым считается именование их салафитами. Салафиты отрицают ряд норм, привычных для традиционной на Кавказе суфийской версии ислама, которую они считают отклоняющейся в сторону язычества и коммерциализированной. Однако разные общины салафитов идут различными путями. Для многих групп верующих дело исчерпывается желанием жить, соблюдая собственные строгие обряды. Но иные группы шли дальше и настаивали на выходе из состава государства, живущего не в соответствии с их моральными установками.

В случае с Чечней вопросы веры имели еще и политический оттенок. Атаманы боевых отрядов получали от арабских радикалов и деньги, и политическую программу. Поэтому крупные полевые командиры охотно присоединялись к салафитам, даже если были по факту равнодушны к вопросам веры. К салафитам легко переметнулись Шамиль Басаев, Арби Бараев; Хаттаб изначально приехал в Чечню в роли воина веры – словом, в течение пары лет большинство крупных полевых командиров включились в новую команду.

Конечно, деньги в Чечне были не только арабские. Крайне распространенным бизнесом стало похищение людей ради выкупа. Этим занималось множество командиров: от ведущих лидеров боевиков до совсем маленьких банд. Наиболее частыми, но наименее прибыльными были похищения обычных частных лиц на территории Чечни или прилегающих республик. Однако людокрады проникали и глубоко на территорию России, а кроме того, целенаправленно охотились на иностранцев, журналистов – словом, всех, кто мог заплатить большой выкуп. Активнее всего на «индустриальной» основе похищениями занимались Арби Бараев и клан братьев Ахмадовых. Похищенных, как правило, пытали под видеосъемку для ускорения сбора выкупа, содержали в тяжелейших условиях и часто возвращали едва живыми (иной раз и убивали). Боевики пользовались покровительством небрезгливых чиновников и бизнесменов в России, причем, к примеру, Борис Березовский обвинялся в покровительстве всей этой подпольной империи, где сам олигарх выступал в роли посредника между родными и друзьями похищенных и террористами.

К 1999 году в Чечне выработали план решительных действий. Разоренная республика была попросту слишком тесной для многочисленных банд. Наиболее широким взглядом на вещи среди командиров обладал саудовец Хаттаб. Он озаботился созданием сети подпольных боевых групп на территории всего Северного Кавказа, а в своих учебных лагерях под Сержень-Юртом организовал потоковое обучение боевиков. Причем российские военные оценивали качество обучения в этих лагерях высоко – на уровне хорошей сержантской школы. Кроме того, террористы постоянно держали в напряжении ближайшие регионы России. Вылазки на подконтрольную РФ территорию с убийствами военных и гражданских, захватом заложников, взрывами в общественных местах и т.д. и т.п. происходили регулярно. В глубине Дагестана была создана «Кадарская зона» – здесь местные салафиты изгнали милицию и администрацию, выставили вооруженные блокпосты и объявили этот район территорией шариатского правления.

Наконец, в 1998 году Басаев, Хаттаб, идеолог «Ичкерии» (террористическая организация, запрещена в РФ) Мовлади Удугов (признан террористом в РФ) и дагестанское подполье во главе с радикальным идеологом Магомедом Тагаевым объявили о создании «Конгресса народов Ичкерии и Дагестана» (террористическая организация, запрещена в РФ), который ставил задачу «освободить Кавказ от российского имперского ига».

На этом фоне естественными противниками салафитов стали Масхадов и муфтий Ахмат Кадыров. Масхадов предпочел изображать президента независимой Ичкерии, которой он не мог фактически управлять. Положение Кадырова было сложнее. С салафитами он становился смертельным врагом по очевидным причинам: традиционный муфтий в принципе не имел опции ужиться с экстремистами. Так что салафиты сами заложили основы сближения Кадырова и России.

В Чечне разгоралась гражданская война между сторонниками Масхадова и салафитами. На этом фоне Басаев и Хаттаб решили, что ждать больше нечего. Чечня и так была разорена, и делить ее остатки было просто бесперспективным делом. А рядом был более крупный и богатый Дагестан: с промышленностью, большим населением и выходом к морю. И, что немаловажно, крупным салафитским подпольем. Его лидеры убедили чеченских командиров, что там их ждут, как дорогих гостей.

В начале августа 1999 года отряды Хаттаба и Басаева вторглись в Дагестан. Боевики по очереди атаковали несколько пограничных районов. Однако на сей раз они столкнулись с очень интенсивным сопротивлением российских войск и местных жителей. Последнего ни Басаев, ни Хаттаб ожидать не могли. Дагестанцы массово шли в ополчение, в некоторых случаях эти отряды самообороны оказались очень полезной поддержкой для российских войск. Случай в селе Тухчар был чем-то выдающимся даже по меркам этой войны: после того как российский блокпост на въезде был разгромлен боевиками, жители села спрятали солдат. Тех, кого террористы нашли (шесть человек), зарезали под видеосъемку, других удалось спрятать. Уцелевших бойцов и тела погибших местные вывезли на позиции российских войск.

Во время сражения за Дагестан вместо одряхлевшего президента Ельцина на передний план российской политики вышел энергичный премьер-министр Владимир Путин. Он сразу сделал ряд публичных резких заявлений, самым известным из которых было знаменитое: «Мы будем преследовать террористов везде. Если в туалете поймаем, то и в сортире их замочим». Эта программа была не без труда и не без тактических неудач, но реализована. Военные получили карт-бланш, и в течение августа-сентября террористов выбили обратно в Чечню. Попутно была разгромлена «Кадарская зона».

После унижений первой войны успех битвы за Дагестан выглядел ярко и неожиданно. Однако к тому моменту война уже вышла далеко за пределы Чечни. В сентябре боевики Карачаевского джамаата, организованные Хаттабом, устроили подрывы жилых домов в Москве и Волгодонске. Кроме того, террористическое подполье Дагестана подорвало дом в Буйнакске. В этих терактах погибли более 300 человек. Взрывчатку закладывали в заранее арендованные подвалы, либо в припаркованные перед фасадами машины. Бомбы подрывали ночью, когда в домах находилось как можно больше людей.

Впоследствии события августа-сентября 1999 года стали предметом обсуждений и даже спекуляций в контексте прихода к власти Владимира Путина. Противники действующего президента прозрачно намекали, а то и прямо утверждали, что Путин или его сторонники в российской элите пошли на военные действия, чтобы он смог показать себя в качестве жесткого лидера.

Реальность была намного сложнее. Стремительному взлету популярности Путина действительно способствовала война – точнее, удачные действия в ходе нее. Однако можно уверенно говорить, что все условия для начала новой кампании были созданы задолго до того, как Путин начал восхождение к вершинам власти в России. Очевидно, что появление на Кавказе арабских салафитов, превращение Чечни в криминально-террористический террариум с исламистским оттенком, формирование КНИД и сети террористических ячеек на всем Кавказе – это не могло быть искусственным процессом, который с 1996 (в действительности, даже с 1995) года якобы запустили российские элиты с тем, чтобы привести к власти человека, которого еще в 1998 году знали лишь профессиональные политологи. Факт состоит в том, что Путин, сев в кресло премьер-министра, сразу же оказался перед лицом серьезного кризиса, и способность справиться с ситуацией в Чечне стала для него экзаменом на дееспособность в качестве политика.

30 сентября российские вооруженные силы вступили на территорию Чечни во второй раз за пять лет. Военные хорошо понимали, что им предстоит очень тяжелая кампания с хорошо вооруженным и мотивированным противником. Чеченские боевики приобрели опыт и, по сравнению с первой войной, были гораздо лучше организованы и оснащены для партизанских действий и горной войны. Однако на российской стороне куда меньше сказывался управленческий хаос первой кампании.

К тому же на сей раз федералы располагали понятным исполнимым планом, которого придерживались все ближайшие годы. В отличие от первой войны, вторая была полностью лишена перемирий. Активных боевиков предстояло уничтожить, и здесь компромиссов не было. С другой стороны, на сей раз чеченцы-лоялисты играли на порядок более серьезную роль. В первую войну антидудаевская оппозиция была в лучшем случае на подхвате. Сейчас на них сделали серьезную, а в перспективе – определяющую ставку. От них ожидалось активное участие в операциях, а кроме того, на плечах лоялистов лежали заботы о восстановлении республики (бюджет выделяла, естественно, Москва). Более того, это был один из важнейших элементов плана – боевики, не уличенные в конкретных тяжких преступлениях, а при определенных условиях и полевые командиры, могли воспользоваться амнистией и перейти на сторону российских войск.

Первоначально от отрядов лоялистов просто рябило в глазах. На стороне России действовали старые союзники (воссозданный чеченский ОМОН, отряд С.-М. Какиева, ополчение Б.Гантамирова и др.), перешедшие на сторону РФ боевики (отряд братьев Ямадаевых), местные отряды самообороны (например, отряд С.Тарамова в Ведено). Особую роль сыграли формирования, создаваемые под эгидой МВД Ахматом Кадыровым. Муфтий не просто перешел на сторону России в качестве полевого командира, он стал политическим лидером, который в состоянии не только воевать, но и организовать восстановление республики и ее переустройство на новых началах. Кадырову в течение нескольких лет политической борьбы и интриг удалось полностью оттеснить любые альтернативные группы лоялистов и стать безальтернативной опорой Москвы в республике.

Осень 1999 года прошла в боях на чеченской равнине, в северной части республики. Центром общих усилий стала столица – Грозный, крупнейший город, к тому же находящийся географически в центре Чечни. В отличие от первой войны, на этот раз прежде чем атаковать Грозный, военные предпочли взять хотя бы под неплотный контроль города вокруг него. Наступающие с запада (группировка генерала А.Шаманова) и востока (группировка генерала Г.Трошева) военные последовательно взяли под контроль Гудермес, Аргун, Шали и другие города и поселки.

Один из очевидных выводов из первой кампании состоял в том, что прежде чем взять город, его необходимо блокировать. Грозный был окружен, для его взятия формировалась обособленная группировка («Особый район г. Грозный», командующий – генерал В.Булгаков). Боевики рассчитывали снова организовать упорную оборону на улицах. В 1995 г. им удалось навязать российской армии настолько тяжелые бои, что наша победа тогда имела привкус катастрофы. На сей раз в Грозный также были стянуты почти все крупные отряды боевиков. Группировки Р.Гелаева (признан террористом в РФ), Ш.Басаева и «правительственные войска» Масхадова заняли оборону в Грозном совместно с группами менее значимых командиров. За пределами Грозного действовали лишь немногие крупные отряды, включая группы братьев Ахмадовых и Хаттаба.

Группировки Хаттаба, Ахмадовых и Бараева в январе 2000 года нанесли несколько болезненных ударов по российским тылам западнее и восточнее Грозного. Однако боевики имели «короткое дыхание»: в затяжных боях федералы с их бронетехникой, артиллерией и авиацией неизбежно выходили победителями. Поэтому заряда хватило лишь на несколько дней упорных боев. Уже в середине января военные сосредоточились для генерального штурма Грозного.

Битва за город шла с исключительным ожесточением. Войска медленно, но неуклонно сжимали кольцо. Отряды террористов действовали отчаянно и искусно, однако тяжелое оружие неизбежно находило жертв в развалинах, а потери штурмовых групп пехоты федералы могли восполнить куда легче, чем боевики. В ночь на 1 февраля зажатые в городе отряды боевиков пошли на прорыв. Кольцо вокруг города не было прочным: российским войскам хронически недоставало сил, и они не могли замкнуть плотное кольцо. Однако под огнем опорных пунктов, добивавших до колонн отступавших боевиков и на минных полях террористы понесли огромные потери. Басаев был тяжело ранен и лишился ноги, а всего за время боев в Грозном и вокруг него бандиты потеряли до полутора тысяч человек погибшими, что сделало сражение за чеченскую столицу самым кровопролитным в этой войне.

Следующим шагом был прорыв в южную, горную Чечню. На границе между Чечней и Грузией с вертолетов был высажен многочисленный десант пограничников и ВДВ, а через юго-восточную часть республики начала наступление отдельная группировка. Общий план состоял в том, чтобы запереть боевиков в ущелье реки Аргун. Аргунское ущелье рассекает горную Чечню пополам, река в районе села Итум-Кале резко поворачивает влево и течет почти строго с юга на север. Туда боевиков выжимали российские войска, наступающие с севера, юга и востока. Юго-западная Чечня – исторический Галанчожский район – почти необитаема, местность там очень суровая, так что отступать туда боевики не планировали и не могли.

В феврале 2000 года казалось, что война в Чечне может здесь и закончиться. Однако российская армия образца 90-х страдала от недостатков оснащения, выучки и тактического мастерства. Объективные проблемы и субъективные ошибки позволили исламистам продлить жизнь своему движению. Боевики прорывались двумя основными маршрутами. Одна группировка, под командованием Руслана Гелаева, попыталась вырваться обратно на равнину, отправившись на северо-запад. Она была перехвачена и блокирована в селе Комсомольское. Другая, во главе с Хаттабом, вырвалась в юго-восточную Чечню через позиции 6-й роты Псковской дивизии ВДВ. Рота проявила невероятную отвагу и легла костьми на пути террористов, но в силу комплекса ошибок в руководстве боем ее самопожертвование позволило только нанести колонне Хаттаба тяжелые потери, но не уничтожить ее. Боевики пробились в юго-восточную Чечню, вынося израненного Басаева. По условиям местности это район, идеальный для партизанской войны: горы, густые леса и россыпь поселков, часть из которых необитаемы. Военные слабо контролировали данный район, так что боевики смогли передохнуть и подлечиться. Группировка Гелаева была практически полностью уничтожена в Комсомольском, но сам командир успел бежать и на некоторое время осел в Грузии, куда выбрался горными тропами юго-западной Чечни.

Март 2000 года считается концом «активной фазы» войны. Боевики пытались вести классическую войну, контролируя территорию, однако это изначально было их ошибкой: там, где русским удавалось навязать крупным отрядам бои лоб в лоб, те оказывались перепаханы огнем тяжелого оружия. Комсомольское стоило террористам почти тысячи убитых, и даже успешный прорыв Хаттаба на юго-восток шел сквозь артобстрелы и стоил «муджахидам» нескольких сот убитых и попавших в плен раненых.

В целом войска федерального центра одержали серьезную победу. Боевики потеряли несколько тысяч опытных террористов, включая полевых командиров (Салман Радуев попал в плен, множество командиров второго ряда были уничтожены), некоторые отряды, включая крупные, были полностью разгромлены. Однако уцелевших террористов было достаточно для организации полноценной партизанской войны.

Новый этап войны начался весной 2000 года. Главным тактическим приемом боевиков на этом этапе стали нападения на колонны из засад и минная война. Несколько колонн армии и МВД понесли тяжелые потери, а то и оказались полностью разгромлены в течение ближайших месяцев. Войска удерживали контроль над городами и крупными селами, но в труднодоступных поселках и деревнях долго правили бал боевики. Террористы старались легализоваться и вести днем нормальный образ жизни, а ночью – переходить к налетам и засадам. Отряды диверсантов действовали даже в руинах Грозного.

Российские военные, в свою очередь, старались уничтожать группировки боевиков рейдами в лесах и горах, а также проводили зачистки в населенных пунктах. Эта война приобрела крайне жестокий характер еще в самом начале, но теперь она, так сказать, брала новые глубины. Боевики практически никогда не щадили пленных, причем убивали зверски – зачастую намеренно мучительными способами. Население они рассматривали как ресурс, и в случае чего щадили не более, чем солдат – при подрывах самодельных бомб гражданские гибли постоянно. Кроме того, в республике орудовали обычные бандиты, лишенные всякой идеологии и уничтожавшиеся войсками до кучи – так, известен минимум один случай, когда банда вымогателей и разбойников совершала преступления под видом ОМОН, при этом она была до зубов вооружена и имела армейское снаряжение. При ее разгроме погибли и получили ранения несколько настоящих солдат комендатуры.

С другой стороны, и Москву упрекали в том, что она зачастую исходила из того, что все они одним миром мазаны, и зачистки иногда велись крайне жестко, с тяжелыми жертвами, причиненными гражданским по ошибке, а то и из-за морального разложения отдельных солдат и офицеров. На все это накладывались проблемы коррупции, причем неустойчивость некоторых силовиков к денежной стимуляции имела очень разные последствия. Так, алчность некоторых работников изоляторов вела к тому, что, с одной стороны, на свободе оказывались настоящие боевики, с другой – обычные гражданские вынуждены были платить выкуп, а с третьей – при задержании террористов военные в поле предпочитали просто расстрелять пленных, чем беречь их для суда: иначе, как они опасались, придется ловить их по второму разу.

Кроме того, сложными были отношения внутри чеченского общества. Террористы безжалостно убивали «предателей» и членов их семей. Перешедшие на сторону России боевики не меняли характер со сменой флага, так что «наиболее отпетых гуронов», по выражению одного из военных, приходилось вычищать уже из российских силовых структур. Негласно практиковалась точечная ликвидация людей, уличенных в связях с бандитами. Причем помимо обычной ситуации, когда военные приезжали и уничтожали боевика «на адресе», бывали ситуации, когда кто-то становился жертвой оговора, кто-то – «набега под чужим флагом», когда рейд устраивали боевики или просто бандиты в рамках собственных разборок, а то и роковой случайности. Вдобавок российские силовые ведомства плохо обменивались информацией, опасаясь утечек, что влекло самые разные недоразумения, включая перестрелки между своими с человеческими жертвами.

Однако, несмотря на все эти проблемы, из кровавого хаоса медленно проступали контуры российской победы. В России плохо понимали динамику происходящего. Репортажи о постоянных засадах, обстрелах и подрывах навевали тоску, а выражение «уничтожена правая рука Басаева» стало репортажным клише и вызывало вал кислых шуток в стиле «за последний месяц уничтожена уже четвертая правая рука Басаева». В действительности за деревьями легко было не заметить лес: партизанскую войну отряды боевиков проигрывали точно так же, как до того «полурегулярную». Пресловутая массовая потеря правых рук в реальности означала выбивание командиров среднего звена. Большие отряды дробились, мелкие – уничтожались.

К этому моменту в стане террористов наступил раскол. Аслан Масхадов, возглавлявший «Государственный комитет обороны», фактически конкурировал с «Маджлисуль Шура» (советом; признана террористической организацией в РФ) полевых командиров, неформальным лидером которой был Басаев. Если Масхадов настаивал на классической партизанщине и апеллировал к западному сообществу, то Басаев и его «Шура» поворачивались лицом к мировому исламистскому движению и делали ставку на террористические методы борьбы. Специально под террористическую деятельность Басаев сформировал особый отряд «Риядус Салихин» («Сады праведных», признана террористической организацией в РФ).

Классическая партизанщина постепенно сбавляла обороты. Русским удалось последовательно уничтожить Арби Бараева, Хаттаба, перебить большую часть братьев Ахмадовых, а также множество менее значимых полевых командиров. До 2002 года часть боевиков, включая отряд Гелаева, находилась в Грузии, не особенно стараясь лезть назад в Чечню. При этом чеченские силовые структуры становились на ноги и принимали все более активное участие в операциях. К тому же подполье постепенно размывалось. Ахмат Кадыров и в меньшей степени братья Ямадаевы сманивали отдельных боевиков и даже небольшие отряды к себе на службу, так что в итоге чеченские боевики все активнее резали друг друга, причем все более крупная часть делала это под российским флагом.

Так что 2002 год стал для террористического подполья точкой перелома, моментом смены приоритетов. Басаев и другие командиры предпочли сменить стратегию, и со второй половины 2002 года война шла по новым принципам.

По выражению американского аналитика Джосса Микинса, «Западные ученые, похоже, не желают рассматривать Чечню как пример успеха в контрпартизанской войне. Такая нерешительность обусловлена крайне отталкивающей российской тактикой, а также ощущением ужаса и недоумения из-за ее эффективности».

Войны против партизанских и террористических движений вообще тяжело вести. Дело не в том, что партизаны могут разгромить регулярные вооруженные силы на поле боя – они этого, конечно, не могут. Но такая война может длиться (и чаще всего реально длится) очень долго. Террористическая ячейка может быть очень немногочисленной, но изматывать целую страну годами. И борьба против таких структур требует от государства, ведущего антитеррористические операции, исключительного упорства, психологической устойчивости и готовности думать (и действовать) с прицелом на длинную дистанцию.

Здесь мы подходим к принципиальной разнице между двумя чеченскими войнами. Различие между администрациями Ельцина и Путина состоит в том, что первой остро недоставало способности к игре вдолгую. Подход к проблеме Чечни менялся с 1991 по 1996 год несколько раз (если там вообще можно говорить о единой стратегии) и каждый раз был ориентирован на быстрое решение – что заведомо было недостижимой целью.

В случае с войной в Чечне и контртеррористическими операциями на Северном Кавказе в целом мы, наоборот, видим с самого начала внятную осмысленную стратегию, в которой просто не было места случайностям. Ее центральным пунктом был силовой разгром непримиримых группировок боевиков и безальтернативное физическое уничтожение наиболее одиозных командиров. Однако для тех, кто не был персонально виновен в конкретных злодеяниях, всегда оставалась возможность не просто получить амнистию, а встроиться в новую систему и пойти служить в легальные силовые структуры. В известном смысле такой путь проделала и семья Кадыровых, ставшая опорой Кремля на Кавказе, – до второй войны муфтий Чечни занимал резко антироссийскую позицию.

Этот способ управиться с партизанскими, повстанческими, террористическими группировками стар как мир: он применялся и применяется в тех или иных формах столетиями на всех континентах. Однако он требует от государства и терпения, и способности отделять агнцев от козлищ, и упорства. «Чеченизация» конфликта и восстановление республики были разумным решением.

Проблемой этого решения была необходимость дожимать до конца, несмотря на то, что часто казалось, будто усилия военных и сил безопасности лишены смысла. Было легко утонуть в бесконечном потоке сообщений о новых подрывах, засадах и терактах в глубине России. Однако общее направление выдерживалось с самого начала до самого финала. Совершенствовалась тактика, становилась более тонкой работа с населением – но это были именно инструментальные вопросы вокруг сохранившейся общей стратегии. За 20 месяцев первой войны в Чечне Россия несколько раз объявляла о прекращении огня, и к концу конфликта боевые возможности террористов были не ниже, чем в начале. Во вторую войну перекуров не было вовсе, и силы боевиков постепенно таяли.

У российского подхода – и в целом, и в том, что касалось конкретной реализации, – были свои недостатки. Однако направление движения было верным, и последовательность постепенно приносила свои плоды.